Саван Вечности
Шрифт:
Натан пал духом, когда по спине пробежал озноб. Что он готов принести в жертву ради возвращения своего дара?
Магия слишком долго определяла его личность. Дар пророчества привел к тысячелетнему заточению у сестер, и все же магия была его частью. Он научился жить и стал тем, кем хотел быть до того, как распустился его дар. Готов ли Натан пожертвовать стержнем своей сущности ради дара? После нападения сэлок на «Бегущий по волнам», когда дар покинул его, Натан нашел, как защитить себя, как быть самим собой. Неужели так важно вернуть то, без чего он уже научился жить?
Андре выдохнул через
— Не расстраивайся так, Натан. Я просто хотел дать тебе пищу для размышлений. Уверен, скоро твои силы вернутся, и ты станешь настоящим волшебником Ильдакара. — Он усмехнулся, демонстрируя белые зубы. — Саван накроет город, и снова все будет в порядке.
Глава 39
У Бэннона не было ничего общего с Амосом и его товарищами; он понял это и уже сомневался, что они выполнят свои обещания помочь Яну. Он думал о ярких счастливых деньках на острове Кирия, которые провел в компании друга детства… да, они действительно были друзьями. Они с Яном много смеялись, им было весело. До того дня, когда норукайцы пленили его друга в их тайной бухте.
Ян — теперь покрытый шрамами и ожесточенный чемпион, живущий в тренировочных ямах — должен был сохранить глубоко в сердце искру дружбы, и Бэннону осталось лишь ее отыскать. Но для этого ему нужна помощь влиятельных людей Ильдакара. Ни Никки, ни Натан не могли потребовать освободить раба — тем более прославленного чемпиона.
Но Бэннон не собирался оставлять попытки, и это вело его обратно к Амосу, Джеду и Броку. Он чувствовал себя в ловушке, как пленник в тренировочных ямах.
Глядя на Бэннона, Амос изогнул свои темные губы в неприятной улыбке.
— Если тебе нужна наша помощь для чемпиона, идем с нами. Мы найдем главного укротителя Айвена, и он будет рад услышать твою просьбу.
Бэннон почувствовал трепет несбыточной надежды.
— Правда? — Он знал, что не должен верить Амосу, но в безвыходной ситуации стоило уцепиться даже за ложную надежду. Он вспомнил свою красочную картину мира и мечту о месте, где люди помогают друг другу, где кровопролитие и тьма смываются человеколюбием и добрыми сердцами.
Он знал, что это ложная и нелепая картина. Никки отчетливо дала это понять и показала, что его ностальгия — всего лишь струп, прикрывающий гнойные воспоминания. Теперь его раны превратились в шрамы, и он стал гораздо сильнее.
Сейчас он нуждался в этой силе. Ради Яна.
— Хорошо, я иду. — Он боялся Айвена, но решил добиться своего.
— Ты не разочаруешься, — сказал Джед, и два его спутника едко улыбнулись.
Бэннон знал, что как неодаренный мечник он всегда будет предметом их насмешек. Они его не уважали, и он тоже почти не испытывал к ним уважения, но, как и Натан, который был вынужден проводить время с повелителем плоти Андре, Бэннон нуждался в этих троих — по крайней мере, пока не найдет более достойных друзей.
Они спустились на нижние уровни города, не обращая внимания на деловую суету на улицах, рабов и торговцев, которые несли товары в районы, где жили одаренные аристократы.
— Мы возвращаемся на боевую арену? — спросил Бэннон. — Я уже видел клетки, в которых держат зверей главного укротителя.
— Нет,
Бэннону представился пестрый оживленный базар на одной из многочисленных площадей с фонтанами и помостами, который будет совсем не похож на невольничий рынок, запятнанный годами крови и боли. Он вообразил фермеров, собравших урожай с густых садов на террасах, которые занимали каждый клочок плодородной ильдакарской земли. Представил виноделов, предлагающих бутыли с вином, продавцов оливок с большими глиняными горшками, доверху наполненными черными и зелеными оливками, блестящими от рассола.
Но его вели совсем в другое место.
Болтая между собой и посмеиваясь над непонятными Бэннону шутками, юноши направились к площадке с внушительными складами и большими загонами для скота. Он услышал жалкое мычание и стоны животных еще до того, как почуял зловоние. Воздух был густым от запахов навоза, мочи, ведер пролитой крови и животного страха.
— Главный укротитель Айвен всегда приходит на мясной двор яксенов в середине недели, — пояснил Амос. — Он покупает по хорошей цене внутренности и отбросы для своих зверей. Оставшееся после его визита перерабатывают и скармливают рабам.
Бэннону стало дурно. По широким улицам погонщики вели неторопливых яксенов к загонам. Крупные лохматые животные уныло переставляли ноги. Он слышал испуганные крики яксенов, которых вели на скотобойню. Яксены обращали к нему свои до жути человеческие лица с безвольными ртами и короткими рогами на лбу. Их большие темные глаза были влажными от ужаса. Бэннон чувствовал, что они умоляют его о спасении, но ничем не мог им помочь.
Из деревянного здания размером с амбар доносились звуки бойни: тяжелые, хлюпающие удары молотов, затем работа лезвий и пил. В дощатых стенах скотобойни было полно щелей и дырок, через которые виднелось происходящее внутри.
В дверях показался дюжий мужчина без рубашки и в забрызганном кровью фартуке поверх большого живота. Платок, закрывавший его рот, был покрыт красными крапинками. Левой рукой он держал тяжелый железный молот. Мужчина прошагал в загон, схватил одного из яксенов за рога и потянул за собой. Животное сопротивлялось, но бицепсы мясника вздулись, и он затащил яксена через темный дверной проем к шумной и неизбежной смерти.
Бэннон увидел главного укротителя Айвена, который стоял у ограждения загона, одетый в свою неизменную безрукавку из шкуры пумы. Он торговался со служащим в деловом облачении уважаемого вельможи, которое было забрызгано свежей кровью. Когда Айвен передал мужчине монеты, рабы вышли вперед и с трудом подняли бочки, полные блестящих органов, внутренностей и обрывков шкуры с прослойками жира.
Айвен направил угрюмых рабов к телеге, стараясь не приближаться к месиву отходов. Он отчитал рабов, когда они неаккуратно поставили одну из переполненных бочек.
— Не испачкай мою одежду! Я не хочу убивать еще одну песчаную пуму ради запасной безрукавки.
Связка потрохов яксена плюхнулась на дно телеги.
Бэннон поморщился, услышав из скотобойни громкий влажный звук удара, а затем стук чего-то тяжелого, упавшего на землю. Тишина тут же сменилась криками ужаса.
Амос помахал рукой: