Саврасов
Шрифт:
Это напишет дочь, всегда любившая и жалевшая отца, отнюдь не считавшая его виновником всех несчастий. Именно она через много лет задаст такой вопрос: если отец недостаточно зарабатывал, не мог в полной мере обеспечить семью, то почему не работала ее мать, которая, зная три иностранных языка, могла иметь частные уроки? Правда, брат Карл давал ей 50 рублей в месяц, но этого было, конечно, недостаточно. Действительно, почему Софья Карловна не пожелала своим трудом поправить, улучшить положение семьи? Ведь до замужества она преподавала в частном пансионе. Или, выйдя замуж, стала считать, что теперь работа ради денег может ее унизить? Ведь Саврасов — мужчина, он должен, обязан обеспечить семью…
Один из учеников Саврасова — Сергей Коровин рассказал ему,
— Передай брату, — сказал Саврасов Сергею Коровину, — пусть приходит и захватит с собой этюды. Посмотрим, что он там изобразил…
Вскоре Алексей Кондратьевич, войдя утром в свой класс на четвертом этаже, увидел среди учеников незнакомого красивого мальчика лет четырнадцати. Это был Костя Коровин. Саврасов, вошедший с улицы, где было морозно и деревья стояли в инее, развязал башлык, снял пальто и боты, поразмял свои замерзшие руки, расправил бороду, откашлялся и, повернувшись к подростку, сказал:
— Ну-ка, покажи, братец, свои этюды. Ларион Михайлович так тебя расхваливал…
Костя Коровин стал развертывать свернутые в трубочку работы, написанные на холсте и бумаге, и раскладывать на полу. Саврасов сел на табуретку и принялся не спеша, переводя взгляд с одного этюда на другой, внимательно их рассматривать. Что было изображено на них? Ничего особенного. Обычный городской пейзаж в разные времена года: деревянные дома, заборы, сараи, конюшни, снег, деревья, ветки цветущей сирени… Все это несколько даже однообразно. Но отчего эти самые обыденные вещи трогали, волновали, удивляли? Все дело в колорите. Краски яркие, веселые, праздничные… Это была какая-то новая живопись.
— Да, — задумчиво произнес Саврасов. — Он другой. Влюблен в цвет… Ему надо учиться…
Юный Коровин с обожанием смотрел на этого огромного человека, с большими руками, с бородой, с добрыми карими глазами.
Алексей Кондратьевич сразу распознал даровитость, самобытность начинающего художника. Костю Коровина приняли в училище, и он попал в саврасовскую мастерскую.
Тогда, во второй половине 70-х годов, в пейзажном классе собралось немало способных учеников. Особенно выделялся Исаак Левитан, нервный, порывистый юноша, со смуглым лицом, темными кудрями и огромными печальными глазами, похожий на героя арабских сказок «Тысяча и одна ночь». Он носил короткую синюю суконную курточку, застегнутую на все пуговицы, до самого подбородка. На ногах у него, как, впрочем, и у других учеников, длинные сапоги. В этих сапогах воспитанники Саврасова, не страшась ни грязи, ни воды, ни снега, бродили за городом в поисках подходящей натуры. Левитан очень нуждался. У него не было даже рубашки, и свою курточку он надевал на голое тело… Он приехал в Москву из Ковенской губернии вместе со своей семьей, но отец его и мать вскоре умерли, и юноша остался вместе с сестрой и братом, который тоже поступил в училище живописи, ваяния и зодчества.
Левитан горячо любил Саврасова, своего первого учителя, был духовно ему близок, проникся его идеями, всей душой принял его художественный метод, стремился к правде, простоте, часто, как и Алексей Кондратьевич, повторял, что главное в картине — это мотив.
Без Саврасова не было бы Левитана. Саврасов своим искусством как бы подготовил приход замечательного мастера лирического интимного пейзажа. Восприняв уроки учителя, испытав в ранних работах его прямое влияние, Левитан, как всякий крупный самобытный талант, пойдет дальше собственной дорогой, сделает яркие художественные открытия, создаст новый пейзаж, который станет провозвестником пейзажной живописи следующего, XX века. При свойственном обоим художникам глубоко личном восприятии природы многое будет отличать их друг от друга в подходе к искусству и окружающему миру. Саврасовский пейзаж близок тургеневским описаниям природы. Пейзаж Левитана родствен описаниям природы у Чехова. У Саврасова в пейзаже — рассказ, повествование, фабульность; у Левитана — эмоциональное,
…Левитан подружился в училище с Костей Коровиным. Он называл его Цапкой (это было одно из прозвищ Кости). Взяв этюдники, они бродили вдвоем в Останкинской роще, в окрестностях села Медведкова, где протекает Яуза, под Царицыном. Разговаривали, обменивались впечатлениями. Красота природы вызывала у Левитана слезы восхищения. Горячий, импульсивный, он весь был охвачен трепетом восторга. Восточные глаза его сияли. И были полны слез… Коровину запомнилось на всю жизнь, и он расскажет об этом в своих поздних воспоминаниях, как Левитан плакал в Сокольниках зимой, в лесу, когда посинели снега и угасали последние лучи солнца, когда такая безмерная печаль была в этом прощальном вечеркой свете, плакал и вытирал с лица слезы грязной тряпочкой… Исааку нравились этюды друга, и он говорил, что Костя ни на кого не похож, что у него есть тон, правда — в цвете.
Костя Коровин скоро стал общим любимцем в училище. Его любили и преподаватели и соученики. Саврасов нежно относился к нему, называл его Костенькой. Учителя баловали Коровина. Костя мало интересовался общеобразовательными предметами, ленился, не готовился к урокам, но ему все прощалось. Оказывали ему снисхождение и преподаватель русской истории и археологии Побойнов, и преподаватель анатомии, доктор медицины красавец Тихомиров, и законоучитель священник Романовский, осанистый, с крупным умным лицом и большой бородавкой на носу. И товарищи в нем души не чаяли, особенно, конечно, ученицы, барышни. Их было в училище совсем немного. У Саврасова, например, занималась не только Ольга Армфельд, но впоследствии и некая Эмма Августовна, молодая светловолосая женщина, она слегка картавила, и от нее пахло хорошими духами… Костя талантлив и полон обаяния, ему везет во всем — в творчестве, в дружбе, в любви. Его работы отличаются буйным весельем красок, в них уже угадывается будущий великолепный колорист.
Все давалось Косте легко, без особого труда, стоило ему лишь чего-то захотеть, проявить интерес. Удача всегда сопутствовала ему. Однажды Коровин показал Саврасову свои новые этюды. Тот выбрал один, написанный, как и многие, из окна комнаты, где жил Костя. Писать вид из окна — вряд ли это было открытие Коровина, но потом и другие ученики стали следовать его примеру. На этюде было то, что Костя писал уже не раз: деревянный дом, крыша, забор, верхушки деревьев. Саврасов сказал:
— Поставь это на экзамен.
Было это в 1878 году. Коровин послушался учителя. И получил на экзамене первый номер, перешел в следующий, фигурный, класс. Ему вручили награду — лакированный ящик с красками, кистями…
Резко отличался от Кости его старший брат Сергей, молчаливый, замкнутый по натуре юноша, высокий, стройный, с черными вьющимися волосами. Он выглядел благородным мечтателем, «рыцарем без страха и упрека». Если Костя — Дон-Жуан или, как его прозвали товарищи, «Демон из Докучаева переулка», то Сергей — Дон-Кихот. Пылкий романтик. Темные глаза его сверкают огнем. В облике что-то трагическое. Сергей одарен, быть может, не в меньшей степени, чем Костя. Но он долго вынашивает свои замыслы, по нескольку раз переделывает написанное. Он очень требователен к себе, все чего-то ищет… И не находит. Многое оставляет неоконченным, незавершенным.
Жизнь его сложится неудачно: овладеет им тоска и уныние, силы иссякнут, он умрет еще нестарым, разделив участь тех наделенных недюжинным талантом русских интеллигентов, которых сломили жизненные невзгоды.
Сергей Коровин дружил с Сергеем Светославским, приехавшим учиться живописи с Украины. Оба приятеля жили в сарае с большим окном во дворе у Тверских ворот. Там, в этом сарае, и находилась их мастерская. Домой (если это можно назвать домом) они возвращались из училища по бульварам. После долгих занятий в душном классе хотелось всей грудью вдыхать чистый морозный воздух. Шли бодрым шагом. Вот и заснеженная громада Страстного монастыря, казавшегося волшебным замком.