Савва Мамонтов
Шрифт:
Жизнь переменилась неожиданно. Директор Бекман предложил Савве поездку в Персию. 19 декабря 1862 года они взошли на пароход, спустились к югу, миновали порт Ензели и пристали к одному из островов Ашур-адэ в Астрабадском заливе. Здесь располагалась русская морская станция. Из Ашур-адэ на лодках приплыли в Гяз, защищенный от ветров и морских бурь Потемкинской косой, уладили пограничные и таможенные дела, заплатили пошлину.
Еще на пароходе Савва познакомился со своим телохранителем — черкесом
Черкес был громадного роста, правая длань его постоянно лежала на рукояти большого кинжала.
— Почему он ходит за мной, как тень? — спросил Бекмана Савва.
— Он к вам приставлен, — улыбнулся Бекман. — В Персии небезопасно.
Купили лошадей и верхами три дня добирались до города Шахруда.
Шахруд стоит на границе Мазандерана и Хоросана, на границе гор и Большой соляной пустыни, по-персидски Дешт-и-Кевир.
Бекман представил Савву работникам фактории, назначил торговым приказчиком в лавке и отбыл в Барферуш, где у «Закаспийского Торгового Товарищества» имелась еще одна база.
Управляющий Шахрудской фактории был родом из Тифлиса, человек средних лет, одинокий. Савва ему понравился.
Отчетность вел персианин — почтенный мулла Абдерасул.
«Что ж, батюшка, торговать так торговать», — сказал себе Савва и стал вникать в дело, раскладывать товары, чтоб в глаза бросались, считать деньги, барыши.
Порядки в фактории были заведены местные, какие приняты у купечества Востока. Обедать сходились на крыше жилого дома. Наверху ветер обдувает.
Мулла Абдерасул почитал долгом давать наставления молодому русскому.
— У нас много, много недобрых людей. Никогда не расслабляйся. Наши люди хитрые, сначала улыбнутся, а потом убьют.
Женщины носили чадру, но иногда чадра — эта черная шелковая тюрьма, не скрывала, а, облекая, только подчеркивала изумительную красоту лица. Глянет встречная красавица и прожжет пламенем глаз.
Приходили письма от Ивана Федоровича, просил терпеть, учиться торговому делу. Восток — мудрый, Персия — древняя, ее купечество торгует не одну тысячу лет. Наверное, есть что перенять.
Савва так не думал. Из Персии Россия вывозила пшеницу, рис, табак, хлопок, шелк-сырец, изюм, свежие и сушеные фрукты, красящие вещества, опиум, шерсть, москательный товар, лошадей, баранов да еще жемчуг, бирюзу. Из промышленных изделий — шали, шелковые ткани, ковры. Ввоз подавлял вывоз. Из России шли бумажные ткани, фарфор, фаянс, стекло, металл и уж такая всякая всячина, что и не перечтешь: серпы, косы, грабли… Ввозили чай, сахар, кофе, пряности…
Тонкость торговли была не в продаже, а в умении избежать таможенных поборов.
Персидские купцы платили два с половиной процента пошлины, турецкие — четыре, европейские — пять. Но вся ловкость заключалась в том, чтобы заплатить не по стоимости товара,
В каждом городе, однако, имелась своя таможня. Иностранцы эти пошлины не платили, а вот персидским купцам приходилось раскошеливаться.
Текущие дела — верные убийцы жизни. Савва входил в них, как садист, с наслаждением уничтожая свое бесценное время, это была месть отцу, а может, и всему человечеству. Желаете, чтобы я, светлый, в лавке пропадал, за тридевять земель?! Пропадаю! Радуйтесь!
Злость, однако, сходила, и Савва всерьез задумывался, куда и как поставить фарфор, куда замки и лопаты. И стали замки по соседству с фарфором. Купишь дорогое, подумай, как это сохранить.
В самом начале июня в Шахруд приехал директор Бекман. Привез товары, а для Саввы новое дело. Впрочем, о деле было объявлено только после беседы с управляющим с глазу на глаз. Савва получил отличную характеристику, и тогда Бекман объявил о его назначении управляющим фактории в столице Хорасана — городе Мешхеде. Сложность и особая ответственность поручения состояли в том, что фактории в Мешхеде не было, ее нужно открыть.
— Согласны ли вы, Савва Иванович, возложить на себя столь тяжкие хлопоты? — спросил Бекман не без суровости.
Савва в ответ просиял:
— Разумеется, согласен!
Шахрудом он был сыт по горло.
— Тогда готовьте товары, караван и с Богом, — напутствовал господин директор. — Помощники у вас буду! весьма толковые и расторопные. Приказчиком поедет Мирза Махмуд, переводчиком Мирза Джангир, ну а без Ала-Верды я вас в такое далекое путешествие отпустить просто не вправе.
Товары Савва подбирал сам, и Бекман его выбор одобрил. Кроме тканей, ниток, фарфоровой и фаянсовой посуды, кроме железных и стальных изделий, молодой купец взял оружие, весы и часы самых разных марок. Места занимают не много, легки, а дороги.
Караван был составлен из семидесяти верблюдов. Для себя и Ала-Верды Савва купил превосходных лошадей. Тут уж он положился на своего телохранителя, у которого при виде скакунов глаза молнии роняли.
Мулла Абдерасул, во все дни сборов, горячо молился и все советовал Савве быть в пути зорким, а в Мешхеде никому не доверять.
— Да будет Аллах милостив к тебе! Если невтерпеж станет кому-то довериться, так доверься Махмуду и Джангиру, а больше — никому, хоть рубашку будут последнюю отдавать. Помни, змея тоже на солнышке греется.
Савву, однако, если что и беспокоило, так собственные розовые щеки. Он, оставшись один, разглядывал себя в зеркало.
Лобастый, волосенки жиденькие, бородка чахлая. В глазах хоть бы толика строгости! Губки малиновые, сложены ласково. Содвинь брови — мальчишка, выгни дугой — опять мальчишка.