Сайт самоубийц
Шрифт:
— Что?
— Мне нравится на тебя смотреть, — сказал я. Видимо, я сильно устал. Мне стоило бы помолчать.
Он почти незаметно улыбнулся, выключил свет и, взяв гитару, присел на кровать рядом со мной. Я много раз слышал, как он играет, но то, как он поёт, я услышал только сегодня вечером на мосту. Я подвинулся, чтобы освободить для него больше места. Я надеялся, что вновь услышу его пение, но только уже без шума ветра и плеска воды.
Адам тронул струны, кивнул и начал играть.
У меня защемило в груди. Это была та самая
Но сейчас он сам пел её, и напряжение понемногу спадало. Мы были только вдвоём, сидели в темноте, и лишь свет луны позволял мне видеть его силуэт, форму его губ и каждое движение его пальцев. В песне всё правильно говорится. «У каждого места есть свои моменты». Прямо как сейчас. Прямо здесь. Я и он.
Впервые с тех пор как Адам переступил мой порог, всё было хорошо, по крайней мере, на данный момент.
Мы не боимся, что придётся смотреть, как Каспер прыгает с моста.
Мы не боимся, что я могу прыгнуть вместе с ней.
Адам знает. Я никогда не озвучивал это, но думаю, что он знает, что единственное место, где бы я хотел быть сейчас, это здесь, рядом с ним. Даже после того, как он отложил гитару и лег рядом со мной, он продолжал напевать эту песню мне на ухо.
***
Примерно в полдень мы вылезли из кровати. Мне вдруг захотелось отвести Адама в приют для животных. Я там не был уже неделю, что для меня своеобразный рекорд.
— Приют для животных? — спросил он. — Ты хочешь взять себе питомца?
— Нет. Просто я… хожу туда иногда.
— Зачем?
— Это расслабляет. — Я помедлил и продолжил: — Так ты пойдешь со мной?
Было видно, что идея ему понравилась. Наверное, он соскучился по общению с животными, так как, вернувшись из больницы, обнаружил, что его мать выкинула кошку Криспи. А может быть, просто был рад сменить обстановку.
Через полчаса мы были уже у дверей приюта. У меня дыхание перехватило. Это место было моим убежищем долгие годы, и я понятия не имел, как себя вести при Адаме.
Адаму нравятся кошки. И мы пошли в комнату к кошкам. И это стоило того, потому что, наблюдая за ними через стекло, Адам довольно улыбался. А я так люблю его улыбку. Вдруг он схватил меня за руку и сказал:
— Посмотри, там ещё есть, пойдём.
Мы обошли все клетки с кошками и направились к вольерам с собаками.
— Собаки навевают тоску, — пробурчал он. А я тем временем высматривал тех собак, к которым когда-то приходил. Мы ненадолго задерживались около каждой будки. Я не хотел, чтобы Адам догадался, что я обычно тут делаю. Он улыбался и был готов погладить любого пса, независимо от того, приговорен тот к смерти или нет.
Мы остановились возле какой-то маленькой собачки, когда он вдруг сказал:
— Тебе надо устроиться сюда на работу.
— Зачем? Мне не нужны деньги.
По крайней мере, еще пару месяцев я не буду нуждаться в деньгах. А потом...возможно.
Да. Потом.
— Чтобы хоть чем-то заниматься, — ответил он, поглаживая очередную собачку. — Чем-нибудь, кроме просиживания целый день дома.
— Я не могу находиться целый день в окружении людей.
Я направился к выходу, надеясь, что он поймет намёк и сменит тему. Он последовал за мной.
В конце ряда, в заднем углу комнаты, стояли отдельно несколько клеток. Это вновь прибывшие, которые находятся в карантине и проверяются на наличие различных заболеваний.
Пара больших дворняг зарычала и залаяла на меня. Думаю, у них нет шансов. Глупо. Так глупо. Они просто напуганы, поэтому и кидаются. Они испытывают тоже самое, что и забившаяся в угол собака. Просто со страхом все справляются по-своему.
Лающие собаки были как Каспер, обозлённые и пытающиеся казаться сильными, думая, что это их спасет. Но они лишь себе делают больно, отгоняя от себя людей. В итоге, как и все остальные, они будут лежать в углу своей клетки, опустив голову и потупив взгляд.
Они станут как Адам, не поднимающий ни накого взгляда и ни с кем не конфликтующий.
Среди беснующихся собак я заметил еще одного пса, стоящего в углу и дрожащего. Прежде чем я сообразил, что делаю, я был уже около его клетки. На табличке значилось, что поступил он вчера, имени нет, предполагаемый возраст — два года.
Я посмотрел на него, а он на меня. Язык высунул, словно только с пробежки, хвостом виляет. Я просунул руку через решётку и, помедлив немного, он все же решился подойти ко мне.
Адам стоял у меня за спиной. Я даже не слышал, как он подошёл.
— Вот бедолага.
Да уж. Задняя правая лапа пса как-то странно изгибалась. Половина одного уха была оторвана, заштопана, покраснела и воспалилась. К тому же он был непонятного окраса, с глазами разного цвета. Действительно бедолага.
Я присел. Пес обнюхал мои пальцы. Он мог меня укусить, и я бы заболел бешенством и умер. Но собака просто лизнула меня. Она так сильно виляла хвостом, что я думал, она потеряет равновесие и упадет.
Адам присел рядом со мной и тоже протянул руку. Нас могли застукать, но нас это не волновало.
Пес заскулил и, подняв на Адама глаза — один голубой, другой карий, — стал облизывать его руку.
Я просто влюбился.
— Смотри, — зашептал Адам, — здесь нет людей, здесь одни животные. Ты мог бы заботиться о них.
— Мне не нужна работа, Адам, — резко ответил я и тут же пожалел, как только увидел его взгляд. Даже собака, залаяв, отпрыгнула, словно я сломал ей еще одну ногу. Я повернулся и бросился прочь от клетки, прочь из приюта.