Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!
Шрифт:
– По… – рискнул я.
– Ну?
– Повесть, – продолжал я.
Нетерпеливое:
– Ну, ну?
– Повесть о двух городах?
– В самую точку! Мэм, это умнейший мальчик.
Бабушка посмотрела на меня как на незнакомца какого-нибудь, потом взбила, вспушила подушку.
– Пиши, Малыш, – сказал мистер Диккенс, – пиши, пока не забыл: «Повесть о двух городах». Теперь посредине листа: «Книга первая. Возвращен к жизни. Глава первая. То время».
Я написал. Бабушка положила чистые розовые полотенца. Мистер Диккенс прищурился, что-то погудел, повернулся
– "Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время – век мудрости, век безумия, эпоха веры, эпоха неверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа…"
– О, – сказала бабушка, – как красиво вы говорите!
– Мэм… – Автор кивнул. – Малыш, на чем я остановился?
– Стужа бедствий, – ответил я.
Все уже сидели за столом, когда я появился, руки еще мокрые, волосы влажные и причесанные.
– Да уж… – Бабушка поставила на стол блюдо с жареным цыпленком. – За много лет ты первый раз так опоздал.
– Если бы вы знали! – сказал я. – Где только я не побывал сегодня! Дуврский дилижанс на Дуврской дороге! Париж! Столько путешествовали, даже рука закоченела.
– Париж? Дувр? Рука закоченела? – Жильцы уставились на меня.
– Он хочет сказать – с мистером Диккенсом, – объяснил дедушка.
– Диккенсом? – переспросил мистер Винески, парикмахер и первый жилец.
– Мы считаем великой честью, – дедушка гордо разрезал свою часть цыпленка, – что в нашем доме писатель начинает новую книгу, и Дуглас – его секретарь. Верно, Дуг?
– Весь день работали, четверть отмахали! – сказал я.
– Диккенс! – вскричал мистер Винески. – Полно, неужели вы поверили…
– Я верю, – сказал дедушка, – тому, что говорит мне человек, пока он не скажет другое. Тогда я верю в другое.
– Самозванец, – фыркнул парикмахер.
– Человек, – сказал дедушка. – К нам в дом пришел достойный человек. Он говорит, что он Диккенс. Это его имя, другого я не знаю. Он дает понять, что пишет книгу. Я прохожу мимо его двери, заглядываю в комнату – да, он в самом деле пишет книгу. Что ж, я должен ему запретить? Когда очевидно, что ему необходимо написать эту книгу…
– "Повесть о двух городах", – подсказал я.
– "Повесть о двух городах", – продолжал дедушка. – Никогда не спрашивайте писателя, какого угодно писателя, почему он пишет, зачем он пишет, откуда он, куда направляется. Придет время, он скажет сам.
– Да вы тут в здравом уме или нет? – простонал мистер Винески.
– Тссс! – сказала бабушка. Потому что вниз по лестнице спустился, в двери столовой появился и подошел к обеденному столу он, человек с длинными волосами, с бородкой клинышком, с шелковистыми усами, и он кивнул и улыбнулся, словно перед ним аудитория, а он лектор.
Дедушка встал и мягко, тепло произнес:
– Леди и джентльмены, это наш новый жилец и, мы надеемся, друг – мистер Ч. Диккенс. Мистер Диккенс, сударь, добро пожаловать.
Ух ты, какая замечательная жизнь началась!
Не было дня, чтобы я не являлся к мистеру Диккенсу и не просиживал у него половину утра, а он диктовал, и мы путешествовали из Парижа в Лондон, обратно в Париж, делая остановки для завтрака и лимонада, а после бутербродов с яичницей – опять в Лондон, и я – секретарь мистера Ч. Диккенса, Гринтаун, Иллинойс, был счастлив, ведь я сам мечтал, когда вырасту, стать писателем, и вот я познаю великое таинство с лучшим из них.
Только мистер Винески, парикмахер, заботил меня, мистер Винески, мой хороший друг, мой герой, трудом которого я от души восхищался, ваятель – ни больше, ни меньше. Обычно я половину лета проводил в его парикмахерской, глядя, как он превращает безобразных людей в прекрасных принцев, – вот какой он был мастер. А теперь, я так увлекся Лондоном и Парижем, что забыл любоваться мистером Винески и его чудесами.
И мистер Винески каждый вечер, приходя домой, заставал за столом этого писателя с его длинными волосами, которые давно бы пора постричь, и тут же сидел я, глядя на мистера Диккенса так, словно я Пес, а он Бог.
И вот однажды вечером, спустя месяц после того, как мы начали «Повесть о двух городах», мистер Винески во время обеда вдруг вскочил на ноги, указал пальцем на мистера Диккенса и сказал:
– Вы, сударь, мошенник и негодяй. Вы никакой не Чарльз Диккенс. Вы, сдается мне, Красный Джо Пайк из Уилкисборо, которого разыскивают за подлог, или вы Билл Хаммер из Хорнбилла, штат Арканзас, которого разыскивают за подлые гадости и мелкие кражи в Ускалузе. Но кем бы и чем бы вы ни были, вы, сбивающий с толку этого мальчика и издевающийся над нашей доверчивостью, я даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы вы убрались вон из этого города, не то я вызову начальника полиции и попрошу его заняться вами. Либо я, либо вы, сударь, один из нас должен оставить этот дом. Простите меня, бабушка и дедушка Сполдинг, но я не могу молчать! Мне надоело слушать про сочинение романов, которые сочинены пятьдесят лет назад! Выйдите из-за стола, сударь, не то я ударю вас по лицу!
– Мистер Винески! – тревожно воскликнул дедушка, поднимаясь.
– Сударь, – спокойно сказал Чарльз Диккенс, тоже поднимаясь, – мистер Винески прав. Похоже, пришла пора мне уходить, ибо я истощил всеобщее терпение, понимание и снисходительность.
– Мистер Диккенс! – крикнул я.
Но прежде чем я мог его остановить, он уже был наверху и хлопнул дверью, и все сидели словно оглушенные, а мистер Винески растерянно ковырялся в еде.
Я пошел наверх и постучался в дверь, но она была заперта. Мистер Диккенс был у себя в комнате, однако он не хотел отзываться, хотя я упорно продолжал стучать.
Поздно вечером мистер Винески надолго ушел на прогулку, никому не сказав, куда ушел.
– Чтоб мне лопнуть, – сказал я, выйдя на крыльцо и застав там дедушку, который сидел один и курил трубку. – Вызывайте плотника. Все рухнуло.
Дедушка долго курил молча, наконец сказал:
– Придется тебе самому быть своим плотником, Дуг.
– Это как понимать?
– Ты в разгар боя переметнулся от одного генерала к другому, и теперь один из генералов недоволен. Вряд ли он знает, чем недоволен, но недоволен, это точно, и обижен.