Сборник коротких эротических рассказов

Коллектив авторов

Раздеваясь, она старалась вести себя так же, как в первый раз, а он любовался ею с того же самого места, словно они хотели в точности воскресить свою первую встречу. Но раздевалась она все же не так, как прежде. Теперь в ее движениях не было и тени монотонности и отрешенности словно агнец на жертвенном алтаре, — явственно сквозивших в них тогда, впервые. Это был уже настоящий спектакль, комнатный стриптиз, но — странное дело — от утраты былого простодушия сердце его сжималось в какой-то тоске. И тем не менее он был счастлив, счастлив как никогда до или после. И сейчас, годы спустя, нет-нет да и вспыхивают в его памяти, озаряя сознание, воспоминания-слайды тех далеких дней.

Вот они, только что

кончив и еще не отдышавшись, вытянулись на тахте. Он уткнулся лицом в пышную кипу волос на сгибах ее милых ножек, вдыхает в себя их дурманящий, бередящий душу аромат. А вот, проснувшись утром в одиночку, он застает ее хлопочущей на кухне в короткой полупрозрачной блузке. Она стоит к нему спиной, и он молча любуется ее округлыми молочно-белыми ягодицами. Потом у нее что-то падает, спички что ли, и она нагибается, дабы их поднять. И в этот миг он видит ее лоно с полураскрывшимися от наклона губами. Заметив его, она очаровательно смущается и краснеет. Еще «слайд». Они занимаются любовью в необычайно причудливой позе. Она лежит на спине, согнутые в коленях ноги прижаты к груди. Он сидит верхом, пропустив ее ягодицы меж своих ног. Его член шурует вовсю. Она крякает, охает от удовольствия и звонко шлепает его по голой спине. А вот и небольшой курьез: он не удержался и спустил, еще даже не введя член. Она же, в колготках, не снятых, а лишь чуть приспущенных, и его семя растекается под ними по ногам, образуя диковинный узор из прилипших к коже бесконечных лужиц и потеков, хорошо различимых благодаря густо потемневшему в этих местах эластику.

А она смеется и никак не желает смыть с себя эту липкую жидкость. Его выставка оказалась более чем удачной, «Обнаженная» приводила в восторг всех и вся, — словом, все сложилось как нельзя лучше, вот только ее с тех пор он видел лишь однажды: на ее свадьбе, через пару дней после их последней встречи накануне открытия выставки. Выходит, заявление в ЗАГС она подала в самый разгар их романа! Конечно, оба они с самого начала прекрасно понимали бесперспективность их отношений, да и он сам сразу предупредил ее об этом, но тем не менее, узнав о свадьбе, он почувствовал себя оскорбленным. Да и бесцеремонность, с какой она его бросила: даже не объяснившись, оставив лишь записку и приглашение на свадьбу. Короче, он твердо решил никуда не ходить. Но она позвонила и очень просила быть. И он пошел. А невеста на свадьбе была почему-то грустна, часто покидала гостей, а возвращалась с наигранной веселостью и припухшими, покрасневшими глазами. Его она старательно избегала, а когда ей это не удавалось, краснела и быстро опускала глаза. Ох уж эти женщины!

Веселов С.

В поезде

Возвращался я как-то из Крыма в общем вагоне поезда «Симферополь — Баку».

«Прямых» билетов до Москвы не было, поэтому приходилось путешествовать в таких условиях да к тому же с пересадками. Хорошо еще нам с приятелем удалось вовремя подсуетиться при посадке. Мы оказались в числе счастливчиков, успевших захватить себе «цельные» полки и получивших в результате возможность принять нормальное лежачее положение. Те же, кто не успел, ютились по два-три человека на полке.

Однако в целом народа было не так уж и много, а потому нас не теснили, и мы ехали в относительном комфорте, если это слово вообще применимо к вонючему, грязному и душному общему вагону.

Стемнело. Во всем нашем злосчастном вагоне не горела ни одна лампочка; не работало даже дежурное освещение и разглядеть что-то можно было лишь когда мимо проносился встречный поезд или мелькали придорожные огни. Не оставалось ничего другого, как залечь на боковую. Смекнув это, приятель живо подложил под голову рюкзак и вскоре уже сладко похрапывал на своей верхней полке. Я расположился внизу. Заснуть толком никак

не получалось. По коридору сновали люди, наши «сидячие» соседи то и дело менялись. Возня не утихала ни на минуту, с регулярностью метронома меня задевали, толкали, пихали. Какой уж тут сон! В лучшем случае удавалось задремать на час-полтора, потом меня будили, и все мучения начинались сызнова.

Проснувшись от очередного толчка в бок около трех ночи, я увидел, что Бог опять послал нам новых соседей. Судя по фигурам и голосам, это была женщина с дочкой лет пяти. Большего рассмотреть было невозможно. Какое-то время женщина обвыкалась в темноте, затем пристроилась с дочкой на противоположной нижней полке, где у окна, облокотившись о стекло, посапывал какой-то дед.

Воспользовавшись относительным затишьем, я закрыл глаза и задремал.

Вновь проснулся я минут через сорок. Без видимой причины, если не считать таковой жуткую нечеловеческую духоту. Первое, что я увидел, продрав глаза, были стройные женские ноги, затянутые в молочного цвета нейлон. Я огляделся.

Дед по-прежнему сопел у окна. Девочка тоже спала: мать уложила ее на свободную половину полки и укрыла одеяльцем. Зато ей самой места уже практически не было, и она пристроилась на краешке одной полки, примостив ноги на краешке другой.

Моей. При этом юбка у нее сдвинулась, задралась выше колен, и ничем не прикрытые ножки белели во мгле, пленяя и маня, притягивая к себе почище любого магнита. Я обалдело пялился на эти ножки, не в силах оторвать от них глаз. Сказывалось почти месячное воздержание похода.

Несмотря на темноту, женщина каким-то образом почувствовала мой взгляд и принялась оправлять юбку. Чертыхнувшись, я решил было отвернуться к стене, но вдруг понял, что уже не владею собой. Приподнявшись на локте, я какое-то время молча вглядывался в темный силуэт женщины на противоположной полке. Она тоже молчала. Наконец я решился.

— Вам, наверно, неудобно там, — натужно улыбнулся я в темноту. Идите сюда. Я подвинусь. В тесноте, как говорится, да не в обиде. И дочка ваша поспит спокойно. Такую чушь я не нес еще никогда. Самым естественным ответом на нее была бы хорошая оплеуха или что-то еще в том же роде. Однако ничего подобного не последовало. К моему немалому изумлению, женщина молча встала, поправила одеяльце на дочке и шагнула ко мне. Я торопливо подвинулся, пропуская ее к стенке. В этот момент вагон тряхнуло сильнее обычного, и перебиравшаяся через меня женщина, не удержав равновесия, мимоходом села, расставив ноги, мне на бедро.

— Извините, — хрипло прошептала она.

— Да что уж там, — галантно отозвался я, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее тут же. Женщина легла на бок лицом к стене. Я пристроился сзади. В тесноте полки наши тела оказались плотно прижатыми друг к другу. Мне в нос ударил будоражащий запах женщины. Ошалевший от долгого воздержания член впился сквозь штаны в туго схваченный юбкой зад, а рука сама собой легла на тонкую талию. Женщина словно ничего не замечала. Осмелев, рука сместилась чуть выше и вскоре уже шарила по ее животу, забираясь под блузку. Ощутив под собой обнаженную кожу, пальцы на мгновение замерли, с силой вжались в нее всей широтой распахнутой пятерни.

Потом, отдышавшись, двинулись дальше. К груди. Достигнув ее, они некоторое время умиротворенно оглаживали чашечки лифчика, а затем резко рванули его вниз. Что-то затрещало, но я уже не обращал внимания на подобные мелочи. Рука легла на оголившуюся грудь, лаская, тиская эту восхитительную округлость, сжимая ее в горсти. В ладонь уперся твердый бугорочек соска с напрягшейся и восставшей, словно маленький член, пипочкой. Зажав эту пипочку двумя пальцами, я начал лихорадочно крутить ее из стороны в сторону, одновременно вдавливая грудь в хрупкие трубочки ребер.