Сборник рассказов
Шрифт:
– Сколько ты за нее получишь?
– спросила она, когда он проснулся после сиесты.
– Не знаю, - сказал Бальтасар.
– Попрошу тридцать песо - может, дадут двадцать.
– Проси пятьдесят, - сказала Урсула.
– Ты недосыпал две недели. И потом она большая. Знаешь, это самая большая клетка, какую я только видела.
Бальтасар начал бриться.
– Думаешь, дадут пятьдесят?
– Для дона Хосе Монтьеля такие деньги пустяк, а клетка стоит больше, сказала Урсула.
– Тебе бы надо шестьдесят просить.
Дом плавал в удушающе-знойной полутени, и от стрекота цикад жара казалась еще невыносимей. Покончив с одеванием, Бальтасар, чтобы хоть немного проветрить, распахнул дверь в патио, и тогда в комнату вошли ребятишки.
Новость уже распространилась. Доктор Октавио Хиральдо, довольный жизнью, но измученный своей профессией, думал, завтракая в обществе хронически больной жены, о новой клетке Бальтасара. На внутренней террасе, куда они выносили стол в жаркие дни, стояло множество горшков с цветами и две клетки с канарейками. Жена доктора любила своих птиц, любила так сильно, что кошки, существа, способные их съесть, вызывали у нее жгучую ненависть. Доктор Хиральдо думал о жене, когда во второй половине дня, возвращаясь от больного, зашел к Бальтасару посмотреть, что у него за клетка.
В доме у Бальтасара было полно народу. На столе красовался огромный проволочный купол, в нем было три этажа. Со словно игрушечными переходами, с отделениями для еды и для сна и с трапециями в специально отведенном для отдыха птиц месте, его клетка казалась макетом гигантской фабрики по производству льда. Не прикасаясь к клетке, врач внимательно ее оглядел и подумал, что на самом деле она превосходит даже то, что он о ней слышал, и несравненно прекраснее всего, о чем он мечтал для своей жены.
– Настоящий подвиг фантазии, - сказал он.
Добрый, почти материнский взгляд его отыскал Бальтасара, и доктор добавил:
– Из тебя получился бы прекрасный архитектор.
Бальтасар густо покраснел.
– Спасибо, - сказал он.
– Это правда, - отозвался врач. У него были изящные руки, и он был полный и гладкий, как женщина, бывшая некогда красивой, а голос его звучал как голос священника, говорящего по-латыни.
– В нее и птиц не надо сажать, - сказал он, поворачивая клетку перед глазами любопытных, будто он предлагал ее купить.
– Повесь между деревьями, и она сама запоет.
Он поставил клетку на место, подумал немного, глядя на нее, и сказал:
– Хорошо, я ее беру.
– Она уже продана, - ответила Урсула.
– Сыну дона Хосе Монтьеля, - объяснил Бальтасар.
– Он ее заказывал.
Всем своим видом доктор выразил почтение.
– Он дал тебе образец?
– Нет, просто сказал, что ему нужна большая клетка, вот как эта - в ней будут жить две иволги.
Врач снова посмотрел на клетку.
– Иволгам она не подходит.
– Подходит, доктор, - сказал Бальтасар. Его окружали дети.
– Все размеры точно рассчитаны, - продолжал он, показывая на разные отделения клетки. Он ударил костяшками пальцев по куполу, и клетка торжественно запела.
– Проволоки прочнее этой не найдешь, и каждое соединение спаяно изнутри и снаружи.
– Даже для обезьяны годится, - вставил кто-то из детей.
– Верно, - согласился Бальтасар.
Врач повернул к нему голову.
– Хорошо, но ведь образца он тебе не дал? И не описал определенно? Просто: "Большая клетка для иволги". Верно?
– Верно, - подтвердил Бальтасар.
– Значит, и раздумывать нечего, - сказал врач.
– Одно дело большая клетка для иволги, и совсем другое дело - твоя клетка. Кто докажет, что это та самая клетка, которую тебе заказывали?
– Это она, - сказал сбитый с толку Бальтасар.
– Потому я ее и сделал.
Врач досадливо поморщился.
– Ты бы мог сделать и другую, - сказала Урсула, пристально глядя на Бальтасара, а потом повернулась к врачу.
– Вам ведь не к спеху?
– Я обещал жене принести ее сегодня.
– Вы уж извините, доктор, - сказал Бальтасар, - но нельзя продать вещь, которая уже продана.
Врач пожал плечами. Вытирая потную шею платком, он молча уставился на клетку. Не отрываясь, он глядел в какую-то невидимую для других точку, как глядят на исчезающий вдали корабль.
– Сколько тебе за нее дали?
Бальтасар, не отвечая, отыскал взглядом Урсулу.
– Шестьдесят песо, - сказала она.
Врач все смотрел и смотрел на клетку.
– Очень хороша, - вздохнул он.
– Удивительно хороша.
Доктор двинулся к двери, улыбаясь, энергично обмахиваясь платком, и тут же воспоминание об этом эпизоде начало навсегда стираться в его памяти.
– Монтьель очень богат, - сказал он, выходя из комнаты.
На самом деле Хосе Монтьель не был таким богачом, каким казался, но был готов на все, чтобы им стать. Всего за несколько кварталов отсюда, в доме, доверху набитом вещами, где никогда даже не пахло тем, чего нельзя было бы продать, он с полнейшим равнодушием слушал рассказы о новой клетке Бальтасара. Его супруга, терзаемая навязчивыми мыслями о смерти, закрыла после обеда все окна и двери и два часа неподвижно пролежала в полутьме с открытыми глазами, в то время как сам Хосе Монтьель сладко дремал. Его разбудил шум голосов. Тогда он открыл дверь и увидел перед домом толпу, а в толпе - Бальтасара с клеткой, свежевыбритого, во всем белом, и выражение лица у него было почтительно-наивное - то самое, какое бывает у бедняков, когда они приходят в дома богатых.
– Да это просто чудо какое-то, - с радостным изумлением воскликнула супруга Монтьеля, ведя Бальтасара за собой в дом.
– Ничего похожего я в жизни не видела!
И, возмущенная бесцеремонностью толпы, вливавшейся вслед за Бальтасаром в дверь патио, добавила:
– Нет, лучше вы несите внутрь, а то они превратят нам дом бог знает во что.
Бальтасар бывал в этом доме и раньше - несколько раз, зная его мастерство и любовь к своему делу, его приглашали сюда для выполнения мелких столярных работ. Однако среди богатых ему было не по себе. Он часто думал о них, об их некрасивых и вздорных женах, об ужасающих болезнях и неслыханных хирургических операциях, и всегда их жалел. Когда он входил в их дома, ноги плохо слушались его, и каждый шаг стоил ему усилия.
– Пепе дома?
– спросил Бальтасар, ставя клетку на стол.
– В школе еще, - ответила жена Монтьеля.
– Скоро должен прийти.
И добавила:
– Монтьель моется.
В действительности же Хосе Монтьель помыться не успел и сейчас торопливо обтирался камфарным спиртом, собираясь выйти посмотреть, что происходит. Человек он был такой осторожный, что спал, не включая электрического вентилятора, - тот помешал бы ему следить во сне за всеми шорохами в доме.
– Аделаида!
– крикнул он.
– Что там такое?