Сборник "Соломон Кейн"

Говард Роберт Ирвин

Кейн очнулся от размышлений. Толстый Гору робко и осторожно потрогал его за рукав.

— Ты великий воин, Соломон, — сказал негр. — Избавь нас от акаана! Если ты и не бог, то силой равен богу! Мои люди принесли твой посох. Я не смею ступать на темные пути вуду, но моих знаний вполне достаточно, чтобы увидеть мощь этого талисмана, служившего скипетром великих императоров и жезлом могущественнейших жрецов.

Белый воин, ты повелеваешь волшебными громовыми посохами, что посылают смерть с дымом и огнем, — Найела видела, как ты убил двух акаана, причем одного из них в воздухе. Ты станешь нашим повелителем… богом… кем только пожелаешь! Уже миновал месяц, как ты в Богонде.

Пришло время жертвы, но у проклятого столба никого нет. Акаана остерегаются летать над деревней. Мы сбросили ярмо скотской покорности, понадеявшись на твою защиту!

Пуританин, до глубины души пораженный невероятной просьбой, прижал руки к груди.

— Жрец, ты сам не понимаешь, чего требуешь! — воскликнул он. — Видит Бог, сердце мое полно решимости избавить от древнего зла эти края, но я не всемогущ. Я могу из пистолетов, которые ты называешь волшебными жезлами, убить нескольких чудовищ, но пороху у меня почти не осталось. Будь у меня приличное количество пороха и мушкет, охота удалась бы на славу, но мушкет я утратил, сражаясь с ходячими мертвецами-магрудами в Городе Безмолвия. И даже если нам удастся избавиться от летающих людоедов, что мы будем делать с двуногими?

— Мы верим, ты сможешь нам помочь! Эти твари тебя боятся! — крикнул незаметно подошедший к собеседникам Куроба.

Вместе с ним появились красавица Найела и ее возлюбленный юноша Лога, которому на этот раз выпал страшный жребий. Они умоляюще смотрели на Соломона. В устремленных на него взглядах людей было столько веры и надежды, что ни один истинный британец не смог бы ответить отказом этим несчастным. Помочь попавшим в беду людям для пуританина было делом чести. Кейн оперся волевым подбородком на кулак и тяжело вздохнул:

— Хорошо. Если вы считаете, что я могу послужить живым щитом, охраняющим ваш народ, я до конца дней моих останусь в Богонде.

* * *

Неделя проходила за неделей, но Кейн так и не смог приспособиться к жизни в убогой африканской деревушке. И дело было вовсе не в людях: богондцы оказались на удивление добрым и душевным народом. Их природное жизнелюбие было подавлено долгой жизнью под сенью страха, но теперь, с приходом великого воина (которым они полагали Соломона), они зажили новыми надеждами.

Сердце англичанина щемило от того непритворного почтения и уважения, которые к нему проявляли местные жители. Негры распевали песни о его подвигах, работая в поле, с его именем танцевали вокруг костров, провожали его взглядами, полными восхищения и обожания. Пуританина же мучило острое чувство собственной бесполезности и беспомощности. Он прекрасно понимал, что окажется плохой защитой, когда — а это был лишь вопрос времени крылатые монстры обрушатся на селение с небес.

И тем не менее пока он не мог ничего изменить. Во сне англичанин видел белых чаек, кружащих в синем-синем небе, высоко над склонами такого далекого Девоншира. Когда же он просыпался, зов джунглей разрывал ему сердце — с такой силой его манили неизведанные земли. Но он оставался в Богонде, не переставая ломать голову, нащупывая надежный план истребления людей-нетопырей. Часами он просиживал, опершись на посох вуду, надеясь, что, быть может, черная магия придет на помощь бессильному разуму белого человека. Но и бесценный дар Н'Лонги ничем ему не помог.

Лишь однажды Кейну удалось вызвать старого колдуна, находящегося сейчас за многие сотни лиг от него. Но Н'Лонга объяснил, что посох может помочь пуританину только в том случае, когда его противниками окажутся сверхъестественные силы. А гарпии-акаана отнюдь такими не являлись.

Пуританин перебирал в уме все известные ему охотничьи премудрости, но как, скажите на милость, можно было поймать в ловушку дьявольски хитрых крылатых существ?

Рык львов служил своеобразным аккомпанементом его мрачным мыслям. На плоскогорье осталось так мало людей, что здесь стремительно возрастало поголовье хищников, не боявшихся ничего, кроме копий охотников. Кейн криво ухмыльнулся. Причиной его неприятностей были вовсе не львы — их-то можно было выследить и истребить поодиночке…

На некотором отдалении от остальных построек возвышалась большая хижина Гору, в которой некогда собирался совет племени. Кейн подумывал даже об использовании колдовских фетишей, но жрец, безрадостно махнув рукой, объяснил, что, хотя мощь сосредоточенного в них волшебства и велика, они могут успешно противостоять лишь злым духам. Против крылатых, равно как и двуногих, тварей из плоти и крови фетиши были бессильны.

4

Ужасные вопли вырвали Кейна из изматывающего сна, наполненного гнетущими сновидениями. Сперва он не мог понять, сон это или явь, но ни один сон не может оказаться страшнее, чем жизнь. Прямо за дверями его хижины страшной смертью гибли люди. Пуританин всегда спал с оружием под подушкой, поэтому он не терял времени на сборы. Натянув сапоги и накинув камзол, он в одно мгновение оказался на улице.

Тут же кто-то припал к его ногам, обхватил их и забормотал. В неверном свете звезд пуританин с трудом распознал в чернокожем молодого Логу — лицо юноши было обезображено до неузнаваемости. Не успел Кейн ничего сказать, как тело несчастного обмякло и Лога испустил дух.

Ночь была наполнена какофонией звуков, со всех сторон доносились пронзительные крики боли, вопли ужаса и бесчеловечный сатанинский хохот монстров акаана. Англичанин высвободился из хватки мертвых рук и побежал на свет меркнущего костра на центральной площади деревни. Было новолуние, и под покровом ночи он мог различить лишь мельтешащие в воздухе гигантские тени; перепончатые крылья людей-нетопырей заслоняли звезды.

Кейн выхватил из костра горящую головню и закинул ее на крышу ближайшей хижины. Сухая солома моментально занялась, и взметнувшийся столб пламени высветил разразившийся на улицах Богонды ад. От такого кошмарного зрелища пуританин застыл в ужасе: крылатые душегубы носились над улицами, десятками пикируя на головы ничего не соображающих от страха людей, разметывали крыши, чтобы добраться до тех, кто тщился найти спасение с хлипких строениях.

Разразившись потоком черной брани, англичанин согнал с себя оцепенение и выхватил пистолет. Он навел длинный ствол на метнувшуюся к нему с оскаленной пастью и горящими адским пламенем глазами гарпию и нажал на курок. Голова образины, точно перезрелый гранат, взорвалась облаком кровавых брызг. Мертвый акаана рухнул прямо в костер, и воздух наполнился запахом паленой плоти.

Испустив дикий вопль, пуританин ринулся в бой. В его крови вспыхнул огонь всепожирающей ярости предков — язычников-саксов. Впитавшие с молоком матери безропотность и покорность негры, привыкшие к столетиям унижения и страха, уже были неспособны к организованному отпору. Они десятками, словно овцы на бойне, гибли от ужасающих клыков и когтей, и лишь немногие, обезумевшие от ненависти, пытались сопротивляться. Но луки ночью оказались бесполезны, а дьявольское проворство чудовищ помогало им уворачиваться от копий и топоров. Подлетев к верху, акаана избегали удара, а потом пикировали, валили жертву на землю и вспарывали ей живот длинными острыми когтями.