Сборник забытой фантастики №7. Субспутник
Шрифт:
Когда я добрался до водохранилища, то обнаружил, что форель все же выпрыгивает из воды. Проблема с рыбой разрешилась, и я направился обратно к дому за своими снастями. Я был примерно на полпути к забору, когда увидел Уилсона с длинной палкой в руке, пытающегося отогнать корову, которая вырвалась из загона и теперь направлялась к озеру.
Предполагается, что коровы довольно упрямые создания, каковыми они и являются, но когда дело доходит до откровенного упрямства, я думаю, что корова в значительной степени глупа. Вдобавок ко всему, коровы – существа нервные, готовые в любой момент броситься в паническое бегство, и когда им в голову приходит какая-то идея, вы ни за что не сможете выбить ее из коровьей головы.
Так вот, эта корова
Я был слишком далеко, чтобы помочь, а зверь был слишком силен для него одного. Увернувшись от его машущей дубинки, она направилась прямо к воде, ее хвост словно хлопал в насмешку. Она все еще скакала галопом, когда добралась до воды, так что полностью ушла под воду. Я видел, как корова вынырнула в нескольких ярдах от берега и как она направилась к дальнему берегу. Я не знаю, почему корова всегда при подобных обстоятельствах выбирает самую дальнюю точку, если только это не потому, что, как я уже сказал, они просто идиотки.
Тревожась за свою корову, Уилсон забыл кое-что, о чем ему следовало теперь всегда помнить – если озеро было опасным местом для голштинцев, то для него оно было еще более опаснее. Но он, возможно, вообще никогда не думал о ящере. Во всяком случае, он побежал к маленькому причалу, который выдавался в воду, и, забравшись в лодку, которая была привязана там, начал отчаянно грести вслед за старушкой босси 5 .
Я был слишком далеко, чтобы напомнить ему об опасности, хотя тогда она на самом деле не казалась большой, озеро, похожее на огромный голубой драгоценный камень, купающийся в золотых лучах послеполуденного солнца, не представляло собой ничего, кроме великолепия улыбающейся природы, делавшейся, правда, несколько зловещей от осознания того, что глубоко в его сапфире был, и может быть прямо сейчас, невыразимый и чудовищный ужас. Наверное, я стал немного фаталистом, потому что мне стало казаться, что все в значительной степени предрешено для нас с самого начала. По мнению духовенства, мы должны быть свободными нравственными существами, но мне интересно, так ли это на самом деле. Конечно, Уилсону не хотелось выходить на озеро. И он не пошел бы, если бы хоть на миг остановился подумать. Но вряд ли его можно винить за то, что он не сделал этого. Он никогда этого не делал.
5
американизм – корова
К тому времени, когда я добрался до места, где корова вошла в воду, животное было примерно в ста ярдах от берега и направлялось обратно, потому что Уилсон догнал ее и заставил повернуть назад. Судя по всему, нервничать было не из-за чего, но я волновался и убеждал его поторопиться. Он махнул рукой и кивнул, и это было последнее, что он когда-либо сделал. Едва его рука снова взялась за весло, как из синих глубин бесшумно появились, прямо за спиной Уилсона, ужасная голова и шея существа, тень которого мы смутно видели той ночью, когда сидели, скорчившись, на шаткой платформе, сделанной на ветвях сосны.
Голова ящера поднялась на высоту семи или восьми футов, в то время как я, глядя на этот совершенный ужас, стоял парализованный и онемевший. Я видел его похожую на пещеру пасть, целых три фута от морды до угла челюсти, видел, как она открылась и обнажила свои блестящие, острые, как иглы, зубы над головой несчастного человека, и я был совершенно беспомощен. Если бы на карту была поставлена даже моя собственная жизнь,
Я думаю, Уилсон, должно быть, каким-то образом что-то почувствовал, потому что я заметил (я вижу этот взгляд даже сейчас) выражение страха, появившееся на его суровых чертах. Но было слишком поздно, потому что как раз в тот момент, когда он поворачивал голову, чтобы посмотреть, что находится позади него, наступил конец. Последовало легкое движение ужасных челюстей, видимо инстинктивно заложенное в существо, затем, как вспышка, опустилась отвратительная голова, челюсти с щелчком сомкнулись, и Уилсон, чьи ноги торчали из морды чудовища, был поднят со своего места со скоростью и легкостью, с которой курица подбирает кукурузное зернышко.
Невыразимый ужас овладел моим разумом, и мне кажется, я на мгновение потерял сознание. Возможно, на какое-то время я сошел с ума, потому что я не помню, как шел к дому, и, пока меня не разбудил ужасающий раскат грома, у меня не было осознания того, что что-то вокруг происходит.
Когда я пришел в себя, я сидел, ссутулившись, на одном из кухонных стульев. Я чувствовал себя ошеломленным, как человек, который долго был пьян. Тени странных воспоминаний промелькнули в моем сознании, не показывая ничего определенного. Затем еще один ужасный грохот смел паутину с моего мозга, и я почувствовал, как память стремительно возвращается.
Другие воспоминания пришли быстро, и, возможно, к счастью, чтобы занять мой разум и потребовать моего внимания, поскольку одна из самых страшных бурь, которые я когда-либо видел, назревала быстро и яростно. Дом, каким бы крепким он ни был, дрожал и скрипел под натиском разгулявшейся стихии.
Встав со стула, я, пошатываясь, подошел к окну. Небо было затянуто тяжелыми облаками, те, что находились непосредственно над головой, были серовато-черными, в то время как дальше, на юго-западе, высоко в небесах клубилась неземная зеленоватая масса клубящихся кучевых облаков. То, что существовало несколько воздушных потоков, приходящих с самых разных направлений, было очевидно по тому, как вели себя верхушки деревьев. Они изрядно болтались из стороны в сторону. Вскоре температура начала падать, и огромные тучи с северо-запада пронеслись мимо, скрывшись в черноте далеко над головой, а затем вспышки молний стали ужасающими, когда огненные столбы метались от облака к облаку, в то время как оглушительные раскаты грома заставляли все вокруг дребезжать.
Затем пошел дождь; хлынул потоками, которые были настоящими каскадами несущейся воды, бьющими в каждую трещину и расщелину. Вспыхнула ослепительная вспышка в сотне ярдов от дома, и высокое дерево, разлетевшееся на щепки, полетело во все стороны, шторм закружил и подбросил ствол, в конце концов сбросив его в озеро, поверхность которого покрылась пеной.
Я услышал грохот над головой и понял, что куски дымохода рассыпались по черепице. За этим последовал треск, и словно крышу, как крылья огромной птицы подняло в воздух и понесло к воде, где она поплыла прочь по озеру, и когда сам дом начал трястись до самого фундамента, я ожидал, что он последует за крышей. Однако этого не произошло, не потерял дом и крышу, хотя, как я обнаружил позже, на ней не осталось ни единой целой черепицы.
Внезапно отвратительный грохот усилился звуком, который перекрыл все остальные шумы. Каждое оконное стекло было разбито, каждая дверь сорвана с петель, в то время как через отверстия хлынул поток воды, затопивший дом и отбросивший меня в угол.
Я вспомнил о Судном дне, и, если он будет еще хуже, чем происходящее сейчас, я не хочу этого переживать. Однако это воспоминание, как показалось, сослужило службу, потому что после того, как это произошло, ужасный грохот начал стихать, и в течение часа только редкий гул свидетельствовал о том, что стихия еще не успокоилась окончательно. Однако дождь продолжался до тех пор, пока не стало казаться, что океаны осушаются, чтобы обеспечить его водой.