Сборник забытой фантастики №7. Субспутник
Шрифт:
Что-то в одной из газет привлекло его внимание и заставило выпрямиться в кресле с радостным возгласом, что вызвало возмущенный взгляд майора Лариве, седоусого старого эльзасца, командовавшего фортом, и ухмылку Дюперре, первую с той ужасной ночи о нападении.
Статья на плохом французском языке представляла собой перевод с плохого английского нью-йоркской газеты, в которой сообщалось об отъезде Вейла на Мадагаскар. Она была наполнена возвышенной псевдонаукой, которой увлекаются газеты, и содержала много остроумно отрывочных биографических и географических данных, но ее привлекательность была очевидна.
Американец наклонился вперед над чашками.
– Есть ли в вашем форте машинистка? – спросил он. –
– Месье, – серьезно сказал майор Лариве, – он умер час назад на моих глазах. Я ничего не знаю, кроме того, что потерял много людей из своего гарнизона.
– Значит… – произнес Вейл, – Тем больше причин, по которым я должен представить свой отчет в письменном виде. Мне нет необходимости скрывать от вас тот факт, что мы сталкиваемся с опасностью, которая угрожает не только форту Дофин и Мадагаскару, но и всему миру.
На лице майора отразилось недоверие, но он вежливо ответил:
– Мои возможности полностью к вашим услугам, джентльмены.
Начав свой отчет с научной точности, Вейль включил в него письмо Дюперре, отметил внезапное нападение на пароход в полночь и перешел к деталям экспедиции:
"…в течение нескольких часов после нападения, – писал он, – мы не могли добиться ничего похожего на порядок из хаоса, царившего в лагере. Я думаю, что еще одна атака этих невыразимо отвратительных "Зонтичных зверей" вызвала бы полную панику и вряд ли огонь из винтовок, кроме моей и Дюперре, встретили бы их.
Мы не могли надеяться спастись немедленным отходом к форту, хотя до него было меньше тридцати часов марша. Звери, казалось, были со всех сторон, и у них были бы все преимущества в этих джунглях, где мы были бы мгновенно вздернуты на деревья их раскачивающимися щупальцами.
К счастью, эти отвратительные монстры, похоже, на какое-то время насытились человечиной, а тем временем нам пришла в голову идея использовать огонь. Вся древесина, которую мы могли собрать, не приближаясь слишком близко к деревьям, была собрана и сложена кучами на расстоянии примерно пяти футов друг от друга по кругу. Их подожгли, и мы сгрудились в центре пылающего кольца, почти поджарившись от жара, но чувствуя себя в бесконечно большей безопасности. С наступлением дня жара стала почти невыносимой, но мы обрели уверенность, когда стало очевидно, что звери не осмеливаются переступить через огонь, хотя мы слышали, как они свистят на деревьях.
Наше положение было плохим. Запасы древесины не были неисчерпаемыми, а запасы воды уже были израсходованы. Я убежден, что эти звери обладают сравнительно высоким интеллектом. Способ их нападения, характер поведения в битве, привели к такому выводу, и они, очевидно, намеренно осадили нас с намерением выморить нас голодом из нашего убежища.
Наши винтовки были бесполезны, и внезапный прорыв через линию фронта, несомненно, повлек бы за собой гибель большинства присутствующих – возможно, всех. Итак, мы сели, чтобы спланировать отход. Очевидно, мы должны были найти способ сделать себя невосприимчивыми к их атакам.
Мне показалось, что у меня получилось найти выход, когда вспомнил, что ни один варвар, зверь или насекомое, не терпит касторового масла. Каким бы отчаянным ни было наше положение, мысль о том, чтобы избежать смертельной и ужасной смерти с помощью этого домашнего средства, вызвала у меня желание истерически смеяться. Я помню, как Дюперре наблюдал за тем, как я пытаюсь подавить это желание, странно глядя на меня, совершенно очевидно сомневаясь в моем душевном равновесии. Его задумчивый и испуганный взгляд усилил абсурдность происходящего, и я чуть не потерял самообладание. Я понял, что мы все были на грани безумия.
От этой идеи, конечно, пришлось
Решение, к которому мы в конце концов пришли, возможно, было не самым лучшим, но оно было простым и, как и многие другие, не приходило нам в голову до тех пор, пока мы не были готовы сдаться в отчаянии. Дюперре, Дюбоск и я провели весь первый день нашей осады, обсуждая и отвергая пути и средства, и мы уже почти решили, что единственное, что можно сделать, – это совершить быстрый бросок в джунгли, стреляя по деревьям и полагаясь на удачу и скорость бега, которые помогут нам пройти через это, когда лейтенант напугал нас внезапным прыжком и крикнул что-то дикое, чего мы не поняли.
Мы боялись за его рассудок, безмолвно наблюдая, как он яростно мечется с места на место по поляне, срывая одну за другой лианы и бросая их в огонь.
Когда, однако, поднялось плотное облако густого, удушливого, черного дыма, и когда Дюбоск повернулся к нам с торжествующим выражением на лице, мы смутно поняли, в чем заключалась его идея, и в исступлении облегчения несколько из нас глупо заплясали по кругу вокруг огня и его столба из дыма.
На последовавшем совете мы решили, что нашу попытку к бегству лучше предпринять днем, поскольку мы все заметили, что в часы, когда жара была наиболее сильной, наши осаждающие были менее активны. Затем мы поддерживали наши костры горящими всю ночь до рассвета. Никто не спал, мы были слишком встревожены и слишком заняты изготовлением импровизированных факелов для нашей защиты во время марша. Звери, очевидно, боявшиеся огня, оставались на своих деревьях всю ту ночь, и хотя они продолжали свистеть вокруг нас (это, по-видимому, их единственный способ общения), казалось, что с той стороны, куда сносило дым от наших костров, свиста было гораздо меньше. Это убедило нас в том, что план нашего лейтенанта сработает.
На рассвете, захватив наши дымящиеся факелы, мы отправились в путь. Оружие и снаряжение были бесполезны и они были выброшены. Чтобы предотвратить панику, которая казалась неминуемой среди солдат, Дюбоск пригрозил застрелить любого, кто покинет строй, и, чтобы обеспечить повиновение, только Дюперре, ему и мне было разрешено оставить револьверы.
Когда мы приблизились к деревьям, среди людей возникла давка, но несколько резких слов привели их в чувство. Мы остановились прямо на краю поляны, и мы с Дюперре, возглавлявшие дрожащую компанию, бросили наши ветки под деревья и подбросили еще дров, чтобы развести небольшой костер. В листве над нами было заметное шевеление, но мы ничего не могли разглядеть. Когда шум утих, мы отважились отойти ярдов на сто или около того и развели еще один костер.
К этому маневру мы периодически прибегали на протяжении всего нашего марша. Передвижение было неизбежно медленным. В некоторых темных местах, где джунгли были густыми, приходилось двигаться узкой колонной, и это было наиболее опасно не только из-за "Зонтичных зверей", но и из-за страха и нетерпения людей.
Именно в одном из таких мест произошел несчастный случай. Один из егерей внезапно вырвался из строя и побежал, безумно крича, чтобы помахать своим факелом в сторону виноградной поросли, свисающей с дерева, которую он, должно быть, принял за щупальце одного из зверей. Он споткнулся, факел вылетел у него из руки, когда он падал. Тогда опасность, очевидно, лишила его тех чувств, которые у него еще оставались, потому что, поднявшись на ноги, он побежал, но не обратно в строй, а глубже в джунгли. Через несколько мгновений мы услышали сдавленный крик. Это был конец. Никто из нас не осмелился покинуть отряд, чтобы вернуть его.