Сборник забытой фантастики №7. Субспутник
Шрифт:
– Как это возможно? – спросил один симпатичный молодой человек. – Кроме нас самих, в обеих Америках не осталось в живых людей, говорящих по-английски, и в течение трехсот лет из Европы не приходило ни слова. Муравьи-хозяева правят этой страной, а возможно, и всем миром. Откуда же тогда могли взяться эти люди, если не из зверолюдей?
– Мы путешественники во времени, – начал профессор. – Мы пришли из…
Но высокий, властный мужчина лет шестидесяти прервал его.
– Наши гости измучены. Достаточно времени будет для вопросов после того, как они искупаются, поедят и отдохнут. Ну же! Неужели мы, обитатели Замка Науки, настолько негостеприимны,
При этих словах молодой человек в замешательстве отступил назад, и услужливые руки вытащили нас из дирижабля. Трудно передать, какое изысканное наслаждение доставили нам следующие несколько часов. Нас провели в центральное здание с тускло-серебристой крышей, искупали и обмыли. На раны наносились успокаивающие лосьоны. Наши тела были намазаны освежающими бальзамами и укутаны в мягкие халаты. Спутанные бороды были подстрижены до самой кожи, а наши лица выбриты. После всех этих процедур я взглянул в зеркало и увидел отраженные черты мужчины лет сорока с лишним, лысого, но не совсем забывшего о том юноше, которым я когда-то был. Нам подали еду, когда мы лежали на мягких диванах. Сначала густой бульон, ароматный, сытный, затем различные блюда, названий которых я не знал, но все были вкусными. Поев, мы уснули и проспали, как выяснилось позже, до восьми часов следующего утра.
Глава
IV
. Замок науки
Без сомнения, наши диваны были окружены четырьмя стенами, когда мы заснули. Что же за чудо случилось? Мы лежали на открытом пространстве, только несколько зеленых кустарников отделяли нас от широкой площади с одной стороны и аллей и садов с трех других. Дети резвились на площади смеясь и крича, но их голоса доносились до нас очень слабо.
– Я полагаю, мы не спим, – сказал профессор.
Он встал и сделал несколько шагов вперед, затем резко остановился.
– Это очень странно, – сказал он, и пока он говорил, четыре стены волшебным образом снова окружали нас, а профессор стоял, прислонившись лицом к одной из них.
– Доброе утро, – произнес смеющийся голос. – Я забыл, что вашу комнату нужно было оставить непрозрачной, и включил луч.
Это был тот самый красивый юноша, который расспрашивал нас накануне.
– Луч? – спросил профессор.
– О, я забыл! – воскликнул юноша. – Для вас, наверное, все странно и непривычно. Луч – это то, что делает стены прозрачными настолько, что через них можно смотреть.
– Но каким образом?
Юноша выглядел озадаченным.
– На самом деле я не знаю об этом настолько, чтобы ответить тебе навскидку.
Он озадаченно почесал в затылке.
– Я думаю, это похоже на то, каким раньше было электричество. Тысячи людей пользовались им каждый день, но никто не мог объяснить другому, почему горит лампочка.
Мы оделись в белые брюки и мягкие туники удобного покроя и последовали за ним в центральную столовую. Было странно идти по тому, что, несомненно, было коридором большого здания, и все же не быть уверенным до конца, находишься ли ты внутри или снаружи. Двести или триста человек завтракали в этом центральном зале, и я заметил, что они представляли собой смесь всех рас. У некоторых были раскосые глаза и желтая кожа китайцев, в жилах других явно текло больше негритянской крови, и все же все они смешивались со своими белыми товарищами на условиях совершенного равенства. В Замке Науки, как мне предстояло узнать позже, не делалось различий по признаку расы или цвета кожи. Среди его жителей
– Расовый и цветной антагонизм, – сказал нам один ученый, – оказался бы фатальным для небольшого сообщества. По необходимости произошло смешение рас. Мой дедушка был негром. В жилах девушки, которая спасла вас, течет китайская кровь. Какие бы различия ни существовали между нашими народами в первые дни, они были сглажены веками общей культуры и окружающей среды.
Но я забегаю вперед.
Завтрак состоял из фруктов, хлопьев, яичницы-болтуньи и молока, и мы готовили сами, как в кафетерии. Поев, мы отправились на площадь, где собралось несколько сотен человек, сидевших на траве или на деревянных скамейках. Нам предоставили места на том, что было, очевидно, приподнятой платформой трибуны оратора. Высокий пожилой мужчина, который накануне вечером заботился о нашем благополучии, любезно приветствовал нас.
– Меня зовут, – сказал он, – Солтано, директор по науке в Замке науки. Я говорю как за своих товарищей, так и за себя, когда заверяю вас, что вы желанный гость в нашем доме и убежище, и совершенно не нужно бояться, что вам нанесут вред. Однако вы должны понимать, что прошли столетия с тех пор, как незнакомцы, подобные вам, входили в Замок науки, и понимать, что ваше спасение и появление вызвали у нас несказанное изумление. Теперь, когда вы одеты и побриты, мы с готовностью воспринимаем вас не как зверолюдей, а как цивилизованных существ, подобных нам. И все же мы озадачены тем, откуда вы могли взяться.
Профессор вежливо ответил:
– Мой спутник и я сам благодарим вас за вашу доброту к нам и с благодарностью принимаем ваши заверения в безопасности. Я могу понять ваше любопытство и сделаю все, что в моих силах, чтобы удовлетворить его.
Он повысил голос, чтобы его слова могли быть услышаны людьми внизу.
– Нет необходимости повышать свой голос выше обычной тональности, – объяснил Солтано. – Эта трибуна на самом деле является аппаратом, который транслирует и усиливает речь. Все, даже те из нас, кто работает в другом месте, будут прекрасно слышать то, что вы говорите, с помощью наушников.
Тогда я заметил, что люди на площади прижимали к ушам круглые устройства, и перестал удивляться, как некоторые из них, облокотившись на парапет в двухстах ярдах от меня, ожидающе вслушивались.
– Великолепно, – сказал профессор. – Я так понимаю, что это какая-то усилительная радиомашина.
Он просиял, глядя на Солтано.
– Я просто разговариваю с вами и одновременно все остальные слышать нас?
На мгновение я подумал, что он собирается надолго прервать интервью, чтобы осмотреть платформу, но если он и хотел это сделать, он все же преодолел искушение.
– Меня зовут, – сказал он, – Джон Рубенс, покойный профессор физики Калифорнийского университета, а этот парень – Рэймонд Бент, мой секретарь. Мы путешественники во времени.
– Путешественники во времени! – эхом повторил Солтано.
– Да, – ответил профессор, – мы из 1926 года. Это означает, что мы перенеслись на пять столетий с четвертью из прошлого.
В толпе внизу началось шевеление. Солтано выглядел изумленным, чего и следовало ожидать.
– Странные вещи вы нам рассказываете, Джон Рубенс, – сказал он наконец, – и почти невероятные. Гораздо проще было бы поверить, что вам удалось прийти морем из Европы или из Азии. Никогда раньше мы не слушали такой истории.