Сборник
Шрифт:
Патрулирование оказалось несложным и даже скучным. Ничего не случалось. Ну отогнали от выпившего моряка шакалят-подростков, ну утихомирили не в меру разошедшихся посетителей корчмы, ну прошлись по пристани, распугивая вышедших на ночную охоту хищников-грабителей…
После полуночи вернулись в корчму — погреться и перекусить. Тут-то к ним и подлетел трясущийся от страха и возбуждения тщедушный человечек.
— Мастер-скрад, мастер-скрад! Я видел, я видел, это она!
Кидж-Кайя лениво отправила в рот кусок пережаренного
— Она — что? Она — кто?
— Соседка моя, Мэгги! Это она, клянусь, я видел своими собственными глазами! Она превращается в черную кошку, большую… огромную черную кошку и сосет по ночам молоко у моих коров!
— Оборотень? — с интересом спросил Алькад.
Посетители обернулись, прислушиваясь, заворчала хозяйка: «житья нет от этих тварей», а разошедшийся человечек все ярче и ярче описывал, какие глазищи были у чудовища, какие зубы, да какой хвост… Солдаты слушали, поглядывая на мастера. Кидж-Кайя ела. Доев все до крошки, кинула на стол монету и, неспешно натягивая перчатки, кивнула человечку:
— Веди.
Спустя всего час они возвращались из предместья. Алькад то и дело забегал вперед, заглядывая в лицо Кидж-Кайе.
— Ну почему, почему ты решила, что она не оборотень? Он же клялся, что видел все собственными глазами, и не раз! Почему ты поверила ей, а не ему? Ну взяли бы, заперли в серебряной клетке, священника кликнули…
Бено дернул его за рукав — не дело указывать мастеру.
— Она не оборотень, — равнодушно сказала Кидж-Кайя.
— Откуда ты знаешь? — спросил и Джер. Кидж-Кайя глянула коротко. Свет фонаря выхватил из темноты его худое лицо, жесткую складку рта. — Ты же только вошла, посмотрела — и сразу вышла.
— В Сезон Северного Ветра я чую их, — сказала Кидж-Кайя. — Чую, как другие чуют перемену погоды.
— Вот бы мне так, господи! — с неожиданным жаром воскликнул Бено. — Этому можно научиться?
Кидж-Кайя бледно улыбнулась.
— С этим нужно родиться. Что, Ловцом хочешь стать?
— Еще бы не хотеть!
— Но этот… сосед ее, — спросил Алькад. — Он-то что тогда? Или привиделось ему?
— Видать, зуб у него на бабу, — рассеянно сказала Кидж-Кайя. — Ничего, теперь десять раз перекрестится, если что опять покажется…
Еще бы. Джер вспомнил, как она посмотрела, повернулась и вышла, оставив за спиной оцепеневшую от ужаса женщину; как суматошно вцепился в куртку Ловца сосед-наводчик… И как легко вывернувшись, одним плавным, мягким движением Кидж-Кайя отбросила его к стене, скрутила на тощей шее воротник, превращая его в петлю-удавку, и прошипела в задыхающееся лицо:
— Ты… стервь… если еще раз посмеешь обмануть Ловца… я все-таки приду — но за тобой, подонок. За тобой.
— И когда же он явится?
— Думаю, к рассвету.
Алькад даже зашипел:
— Так какого же дьявола мы залегли здесь с полуночи?
Кидж-Кайя даже не взглянула на него. Бено шутливо толкнул приятеля в бок.
— Служба у тебя такая!
— Вы двое спуститесь вон к тому гроту. Может, он сегодня и не явится. Хотя ночь… — она посмотрела на небо, — …ночь подходящая.
— Для оборотней она, может, и подходящая, — ворчал Алькад, нащупывая спуск ногами. — А нам как бы шею не свернуть.
— Не наследите там, на песке, — сказала вслед Кидж-Кайя.
— Думаешь, он их увидит, в такой-то темноте? — спросил оставшийся с ней Джер.
— Не увидит, так учует.
Она вновь посмотрела наверх. Ветер ненадолго оголил кусок неба, и в ее глазах отразились звезды — они мерцали — и казалось, Кидж-Кайя плакала.
— Разбудишь через час. Следи за приливом.
Она свернулась клубком, накрылась плащом и через мгновение уже спала, дыша тихо и ровно — точно в своей постели, а не на камнях утеса, лишь кое-где покрытых тонким слоем мха. Джер сел поудобнее, стараясь не касаться даже края ее плаща. Прислонился затылком к камню, сквозь полузакрытые веки глядя на подступающий к утесу прилив. Заснуть он не боялся — во всяком случае, не ночью — на то он и был… пограничником.
Кидж-Кайя проснулась сама. Звезд давно не было. Налетавший порывами ветер щедро раздавал мокрые пщечины. Опять зарядил дождь-не дождь — так, морось, мокрое недоразумение. Чертыхнувшись, мастер так резко перегнулась через край утеса, что Джер еле удержался, чтоб не ухватить ее за ремень. Повисев в таком рискованном положении с минуту и, видно, углядев, что ей надо, Кидж-Кайя вновь заползла обратно.
Ветер усиливался. Скала, отдавшая накопленное дневное тепло, начала высасывать его из человеческих тел, и двое, ктаясь в плащи, невольно жались друг к другу.
— Можешь вздремнуть, — сказала Кидж-Кайя.
— Нет, — кратко отозвался Джер, и они умолкли, не столько опасаясь спугнуть оборотня, сколько не желая говорить друг с другом.
Светало. Стихал дождь. Кидж-Кайя длинно зевнула, потянулась и поменяла положение. Ее обтянутые штанами крепкие ягодицы прижались к его паху. Почувствовав мгновенный отклик его тела, она оглянулась, выгнулась, как кошка, и провокационно потерлась — уже намеренно, усмехаясь ему в лицо. Джер отвел взгляд, ненавидя в этот момент ее и себя.
Вдруг Кидж-Кайя замерла — и разом обмякла, растеклась, распласталась на камнях, точно камбала на морском дне — разве чо окраску не сменила. Он перевернулся вслед за ней на живот, вглядываясь в оголившийся после отлива берег.
Даже он увидел не сразу. Камень — огромный, черный, глянцевый, — шевельнулся, выдвигаясь из обегавшей его волны. Зверь — тюлень? — двигался неторопливо, грациозно и плавно, как и подобает морскому существу. Вот он замер, высоко подняв красивую гладкую голову (замерли и люди, боясь, что при малейшем признаке опасности он уйдет в море). Началось превращение. Джер зачарованно смотрел, как гибкое тело словно скручивается в спираль, являя миру вместо атласной черной шкуры нечто белое и гладкое… Он даже не заметил, как исчезла Кидж-Кайя, — очнулся, лишь когда увидел метнувшиеся по берегу тени.