Сборников рассказов советских писателей
Шрифт:
На Шемахинке, прямо на улице, продавали свежую рыбу — довольно крупных сазанов. Очередь была маленькая, а свежая рыба не часто бывает, поэтому Багадур решил взять несколько штук, чтобы поесть со стариками Эльдара. Чистить и жарить ее он умеет, почему бы не угостить стариков свежей рыбкой?
Дядя Гамид лежал на диване и, сдвинув очки на лоб, читал книгу.
— А-а-а, — обрадовался он, увидев Багадура, — беглец вернулся в родные края. — Спустил очки на нос и, покряхтывая, поднялся. У него была грыжа.
Тетя Лейла гадала на картах, она перестала красить волосы, стала совсем белой и поправилась
— Надо обои поменять, — сказал Багадур, — неудобно даже.
— Э-э, — махнула рукой тетя Лейла, — кто этим будет заниматься? Нам не до обоев, старые уже, а Эльдару сколько ни говори, бесполезно… — У нее сразу испортилось настроение, видимо, опять была недовольна Эльдаром, и вообще она была вспыльчивая женщина.
— Не в обоях счастье, — подмигнул Багадуру дядя Гамид. Он во всем уступал тете Лейле, но нет-нет и позволял себе шутки, которые выводили ее из себя.
— Не говори глупостей, прошу тебя, — сказала она мужу, — проходи, Багадур, садись.
— Дядя Гамид правильно говорит, — сказал Багадур, положив завернутую в газету рыбу на подоконник, — но все же приятно, когда в квартире порядок.
Каждый раз, когда Багадур приходил к Эльдару, ему становилось обидно, что тот, имея хорошие возможности — все-таки кандидат наук, — совсем запустил жилье, обои облезают, окна, двери давно не крашены, обивка на мебели порвалась. По сравнению с этой квартира Багадура была просто конфетка — все блестит, все покрашено, недавно опять небольшой ремонт сделал. Конечно, и от женщины, хозяйничающей в доме, многое зависит. Тетя Лейла не очень аккуратный человек.
— Рыбы я принес свежей, — сказал Багадур, — на Шемахинке продавали.
Дядя Гамид оживился.
— Молодец, — он потер руки, — а у меня как раз бутылочка есть.
— Спасибо, — сказала тетя Лейла, она опять принялась за карты, — с рыбой возни много, чистить ее надо.
— Я почищу, — успокоил ее Багадур, — только сковородку дайте.
— Пойдем, — сказал дядя Гамид, — я тебе покажу, где что лежит.
Но Багадур и сам все знал: в этой квартире ничего не изменилось с тех пор, как он уехал отсюда, даже мебель не переставили. Только в углу коридора стояч ли длинные никелированные трубы.
— Это зачем? — спросил Багадур, но уже и сам понял, что они для занавесей.
— Все никак мастера не можем найти, чтобы прибил.
— Я сделаю, — сказал Багадур.
Вместе с дядей Гасаном они почистили и начали жарить рыбу.
— Эльдар звонил, — сообщил дядя Гамид. Они каждый со своим ножом стояли у газовой плиты.
— Когда? — удивился Багадур и даже встревожился немного.
— Пока ты ехал к нам.
— Вы передали мою просьбу?
— Все передал. Обещал скоро быть.
Багадур успокоился.
— Знаете что, — сказал он, — вы пока пожарьте без меня, а я сейчас вернусь.
— Никуда не надо идти, — заволновался дядя Гамид. — Дома все есть.
— Я не в магазин, — уверил его Багадур, — на минутку к Фаику зайду и вернусь.
— Позови его тоже. Он любит жареную рыбу.
Багадур вытер руки и спустился во двор по старой деревянной лестнице, на которой они в детстве устраивали соревнования, кто прыгнет с более высокой
Двор наполнился пристройками. Соседи расширялись — строили себе кухни, душевые, туалеты, крытые балконы. А раньше даже в волейбол можно было играть во дворе — столько было места.
Фаик спал. Исмет еще не пришел с работы. Багадур вернулся наверх к Эльдару, по дороге ответил на тысячу вопросов, которые задали ему Лятифа, тетя Оня и тетя Салима, и дал слово в самое ближайшее время привезти к ним в гости свою мать…
Эльдар все не приходил. Они съели рыбу, выпили немного (тетя Лейла, конечно, не пила), потом Багадур пробил в стене дырки шлямбуром, который сам много лет назад подарил тете Лейле, укрепил карнизы для занавесей и обещал в следующее воскресенье замазать дырки алебастром.
Эльдара все не было. Дядя Гамид успокаивал Багадура: наверное, случилось что-нибудь непредвиденное, иначе бы Эльдар давно приехал, он ведь так обрадовался, что Багадур у них…
Багадур соглашался. А что он мог сказать? Смешно было бы доказывать старику, что друзья так не поступают, уже три часа он ждет Эльдара, а ведь, может быть, у него такое к нему дело, что каждая минута дорога, он же не сказал, зачем ему нужен Эльдар, просто просил передать, что важное дело, может быть, даже вопрос жизни и смерти. Целый год он не звонил Эльдару. Неужели один раз в год, если твой друг попал в трудное положение и звонит тебе, нельзя приехать домой вовремя. Или Фаик? Спит он, видите ли. Разве не разбудила бы мать Багадура, если бы кто-нибудь из друзей пришел к нему в гости. Даже если он десять суток до этого не спал, разбудила бы. А мать Фаика предложила ему чай, спросила про маму, про ребенка, но Фаика не разбудила. Не тот гость! Может и подождать…
Дядя Гамид продолжал уверять Багадура, что ребята его любят и часто вспоминают о нем, пусть он не вздыхает и выкинет из головы всякие глупые мысли. Сейчас они выпьют еще вина и все будет в порядке. А Эльдар придет с минуты на минуту, уже, наверное, рядом где-нибудь, к воротам уже подходит или даже по лестнице поднимается…
Фаик позвонил раньше, чем пришел Эльдар. К телефону подошел дядя Гамид.
— Да, он здесь, — сказал он и посмотрел на Багадура. — Нет, не пришел еще… Хорошо, скажу. А может, ты поднимешься? Понятно… — дядя Гамид повесил трубку и развел руками. — Сказал, чтобы ты спустился к нему. Что-то там случилось. Эльдар придет, скажу, что ты внизу…
— Пусть позвонит.
— Обязательно. Он или спустится к тебе, или позвонит. Обещаю.
Фаик сидел в пижаме на кровати в проходной комнате, а напротив на стуле сидел огорченный чем-то Исмет. По его виду и тону Фаика Багадур сразу понял, что произошло что-то серьезное, и ему стало легче. Значит, Фаик долго не звонил не потому, что спал, а из-за какого-то, видимо, важного дела.
— Как дела, Багадур? — спросил Исмет, вытаскивая из кармана сигареты. Он сказал это негромко, сдержанно, так, как расспрашивают друг друга о делах родственники или знакомые, встретившись на чьих-то похоронах: задавая вопросы и отвечая на них, они лицом и голосом дают понять окружающим, что дела, которыми они интересуются, конечно, ничто по сравнению с тем, что произошло с покойником, и интересуются они ими только из вежливости.