Сборников рассказов советских писателей
Шрифт:
…Началась труднейшая часть пути на кладбище — узкая и извилистая тропинка круто ползла в гору. Никто не торопил молодых людей, несших гроб. По четверо с каждой стороны, они ступали очень медленно, едва передвигая ноги, словно считали шаги. Те, что шли пониже, с левой стороны, над обрывом, держали носилки с гробом на поднятых руках.
— Будьте осторожны, когда меняетесь местами, — время от времени подавал совет кто-нибудь из стариков, плетущихся следом.
Дядюшка Абдурауф нес в руках свои галоши, которые несколько раз вязли в размокшей и липкой, как смола, глине, и теперь
Почему же дядюшке Абдурауфу вспомнился в такой час именно Раис-в-ремнях?
Видимо, следы обиды, нанесенной человеку, хоть и стираются из памяти, но в каком-то уголке сердца остаются навсегда. Выходит, еще живет в стариковском сердце осадок от того случая, который произошел одиннадцать лет назад…
Усто Акил хотел передать свое искусство в наследство сыну. Хоть он и не заставлял мальчика много трудиться, но, надеясь привить ему любовь к своему ремеслу, стремился, чтобы он по возможности больше времени проводил в мастерской, глядя на то, что делает отец. Но, как говорится, мать думает о ребенке, а ребенок — о дальних странах. Как только выдавалась возможность, сын усто стремглав бежал к колхозным машинам и тракторам. Не раз случалось, что соседи видели любопытного мальчишку в заброшенном здании колхозной ГРЭС. Он проникал туда через разбитые окна и долго-долго расхаживал среди запыленных и поржавевших динамо-машин, между оборванных ремней трансмиссий, карабкался на огромное колесо маховика, с головы до ног пачкаясь черным мазутом.
Нодирджон, напротив, был влюблен в ремесло усто Акила. Если его посылали за чем-нибудь к соседям, он исчезал надолго. Пока мать не подойдет к дувалу, разделявшему их дворы, и не начнет громко звать его, Нодирджон не отойдет от своего дядюшки усто… Мало того, он откуда-то натаскал в дом прорву всяких старых столярных инструментов: рубанков, топоров, теш, пил, долот разных размеров… Для своих младших братишек и соседских ребят Нодирджон с удовольствием мастерил разные стульчики, коньки и ходунки на колесах.
Однажды дядюшка Абдурауф велел нарвать в саду полный поднос душистой майской черешни и отправился к усто Акилу. Во время беседы он высказал свою давнишнюю мечту о том, чтобы сосед взял Нодирджона в обучение.
— Мальчишка просто влюблен в ваше ремесло, Мне кажется, он и во сне орудует столярными инструментами, — произнес дядюшка Абдурауф просительным тоном.
Усто Акил ответил не сразу. Он долго размышлял, теребя черную густую бороду. Наконец, почесав нос и растерев морщинки на лбу, сказал:
— Ладно, только не торопись. Пусть начнутся каникулы, потом посмотрим.
Летом Нодирджон с месяц был в обучении у усто Акила.
Однажды вечером, вернувшись домой и не застав сына, дядюшка Абдурауф спросил о нем у жены.
— Он у моего брата. Наверное, скоро придет, — отвернувшись, ответила она.
— Что значит «наверное»? Почему это ты насупила брови? — вскипел дядюшка Абдурауф.
Тогда жена рассказала, что случилось в тот день. Оказывается, усто Акил наказал Нодирджону отнести в соседний кишлак
Нодирджон благополучно вернулся, обменяв двадцать яиц на пятнадцать яиц кур кулангской породы, а на дворе — случится же такое! — споткнулся и упал. Хваленые яйца разбились все до единого. «Ох, растяпа! Ох, неудачливый мальчишка!» — принялась было корить Нодирджона жена усто Акила, но, увидев его растерянное лицо, пожалела мальчонку и стала его утешать. Тут появился усто Акил, изругал своего ученика последними словами и прогнал.
— Вон! Шалопай несчастный! Чтоб больше я не видел твоей мерзкой рожи! — в гневе кричал усто Акил.
Дядюшка Абдурауф, хоть и прожил до этого дня на белом свете без малого пятьдесят лет, до сих пор не знал, чем отличается обыкновенное яйцо от кулангского. Он вообще не интересовался курами и их разведением. Считал, что в усадьбе, где живет хоть одна курица, не найдешь и пяди чистой земли. «Совершенно невозможно что-нибудь посеять и растить там, где есть эта мерзкая птица», — говорил он, кривя губы.
Но все же он раздобыл корзинку свежих яиц, пошел в какой-то дальний кишлак и вернулся, обменяв их на яйца крупной породы.
В то лето во дворе усто Акила кишмя кишели цыплята кулангской породы, но Нодирджон не ходил больше к своему дядюшке усто.
…Молодые люди, несущие гроб, выбились из сил и едва передвигали ноги.
— Ну, сынки мои, ну, молодцы, еще одно усилие! — подбадривал их дядюшка Абдурауф.
До кладбища оставалась всего четвертая часть пути. Дядюшка Абдурауф посмотрел вниз на кишлак. За тонкой сетью, которую ткал надоедливый мелкий дождь, кишлак показался ему каким-то невзрачным и скучным…
«Нет, — сам себе возразил дядюшка Абдурауф, — во всей округе нет кишлака краше нашего. Это сейчас мне так кажется, потому что погода тоскливая да еще похороны…»
«Но ведь почти все красивые здания в кишлаке построил именно он, покойник, мой сосед… — опять вернулся он к своим думам. — Мастер с такими золотыми руками рождается раз в сто лет! Взгляните на здание кишлачного Совета, или на колхозную библиотеку, или на дом, где живет Абдурахман-ака, или на айван самого покойного усто, или другие здания, выстроенные им, — вы просто рот разинете от удивления. Хоть он и был малограмотным, но науку пропорций, науку красоты постиг более чем в совершенстве…»
Когда в колхоз приезжал какой-нибудь гость, его сразу же вели показывать библиотеку. Это здание, застекленное со всех четырех сторон, с рассвета и до сумерек, даже в самую облачную погоду полно света и сияния. Посмотрите на резьбу по дереву, на узоры и удивительный орнамент потолка, полок, окон и подоконников, и вы будете поражены. Зайдите в читальный зал, и вы позабудете о книгах, целиком поддавшись очарованию этого чудесного помещения. Председатель колхоза даже пошутил как-то, что библиотеку следует перевести в другое место, так как красота его отделки отвлекает посетителей от чтения книг.