Сценарии
Шрифт:
но направляет машину в море. И она поплыла, подняв бурун за кормой. Автомобиль-амфибия.
А "Роллс-Ройс" ткнулся радиатором в воду и застыл.
Гюнтер и Сю хохочут, уходя все дальше в море.
13-а. Море. Ночь.
Белый "Мерседес" недвижно застыл в спокойной, переливающейся лунными бликами воде. Луна ярко светит, сияют звезды в черном небе. Вдали перемигивается огоньками берег.
Сю и Гюнтер, абсолютно обнаженные, лежат на мягких сиденьях.
Музыка тихо льется из радиоприемника, не заглушая
Сю. Сколько ты еще здесь пробудешь?
Гюнтер. А что, уже думаешь о расставании?
Сю. Глупый. Я думаю о том, что мне не хочется расставаться с тобой. Вот уж не предполагала.
Гюнтер. Ну и давай будем вместе до конца каникул. Поедем ко мне в Мюнхен. Там Олимпийские игры. Через неделю - открытие. Ты любишь спорт?
Сю. Не знаю. Если с тобой вместе, то, пожалуй, полюблю.
14. Идут документальные кадры кинохроники.
На священной горе Олимп греческие девушки в туниках древней Эллады зажигают от солнца олимпийский огонь. Ликующие зрители на склонах горы. И среди них мы видим Сю и Гюнтера. Они счастливы. Первый день их любви совпал с таким волнующим зрелищем.
Греческий юноша в современной спортивной форме принимает у девушки олимпийский огонь и мчится с высоко поднятым факелом. На север. В Германию. В город Мюнхен - родину Гюнтера, чтоб зажечь этот огонь над олимпийским стадионом.
Спортсмены, несущие факел, меняются, как в эстафете. Меняются дороги и ландшафты. И везде олимпий
цев встречают восторженные толпы зрителей. И сопровождает, то обгоняя, то отставая, белый "Мерседес" с Гюнтером и Сю.
Сю. Какая прелесть! Каким еще влюбленным так повезло!
Гюнтер. Нашу любовь прив етствует Древняя Эллада.
"Мерседес" съехал с дороги к маленькой таверне. Сю направилась ко входу в таверну, а Гюнтер отъехал, чтоб припарковать машину.
15. Интерьер. Таверна. День.
В таверне пустынно. Сю только уселась, к ней подошел грек-официант и раскрыл меню. Пока Сю его изучала, официант отлучился и вернулся с откупоренной бутылкой вина.
Сю (удивленно). Я еще пока ничего не заказывала.
Официант. А это - презент..
Сю. От кого? От хозяина таверны?
Официант. У нас такой обычай. Если нам, в таверне, кто-нибудь приглянулся, ему посылают в подарок бутылку лучшего вина.
Сю. Так кому же я приглянулась? Вам?
Официант. О, я был бы счастлив уделить вам внимание, но... я на службе. Эту бутылку вам презентовал вон тот человек.
Движением бровей указывает на молодого грека, жгучего породистого брюнета, восседающего в одиночестве в глубине таверны. Из тех средиземноморских красавцев, что по всему побережью сводят с ума северных туристок.
Он дождался, когда Сю взглянет в его сторону, поднимается и победоносно направляется к ней.
Грек. Мое почтение чужеземной
Взяв у официанта бутылку, грациозно наполняет два бокала и садится к столу.
Сю. Спасибо! Но мы уже покидаем гостеприимную зе
млю вашей Эллады и вслед за олимпийским огнем направляемся в Мюнхен.
Грек. Мы? Вы не одна? Сю (Не желая его обидеть). Да, я не одна. Грек. С мужем? Сю. Ну как вам сказать...
Грек. Ясно. Но тогда он один доберется до Мюнхена. Я вам предлагаю мое гостеприимство на нашей земле. Вы проведете время, как в сказке. Вы всю жизнь будете вспоминать этот сон... Вот Георгиос (кивает на официанта) может подтвердить.
Но Георгиос так и остался стоять с открытым ртом, не проронив ни звука, ибо у стола возник белокурый Гюнтер. Грек поднялся и грозно встал перед ним.
Грек. Не будем тревожить нашу даму. Можем выйти и объясниться наедине.
Гюнтер. По какому праву вы ее именуете " нашей дамой" ? А нокаутировать я могу вас и здесь. У нее на глазах.
Официант (встав между мужчинами). Зачем драться? Можно мирно все разрешить. С античных времен в дни Олимпийских игр затихают все войны и наступает мир на земле. Зачем нарушать такой красивый обычай? Подайте друг другу руки и выпьем за мир.
Гюнтер протягивает греку руку.
Грек. Я немцу руки не подам. Немцы убили моего дядю как заложника.
Гюнтер. Но я-то при чем? Меня тогда на свете не было.
Грек. Команду "Огонь!" крикнули на твоем языке.
Гюнтер. И даже в олимпийские дни нет нам, немцам, прощения?
Гр е к. Никогда не будет! 16. Экстерьер. У таверны. День.
Гюнтер и Сю, не глядя друг на друга, садятся в белый "Мерседес". Грек и официант наблюдают за ними, стоя у порога таверны.
Грек. Где, я тебя спрашиваю, справедливость? Он
на белом "Мерседесе", а я - на старом велосипеде. О, Бог! Почему ты слеп?
Гюнтер. Давай скорей уберемся из этой страны. Сю. Куда? Ваши наследили по всей Европе. Гюнтер. Но я-то при чем? Неужели и ты меня не понимаешь?
Отец Гюнтера не был нацистом. Он и винтовки в руках не держал. Этот интеллигентный человек был кинооператором, довольно известным в мире искусства, и оставил сыну, кроме почтенного имени, дом и километры отснятой им пленки.
В родительском доме Гюнтер и Сю пили, предавались любви под неумолкаемые вопли модных пластинок и, лежа на коврах, смотрели на домашнем экране папино наследство - документальное кино, отыскивая, что бы можно было продать из непроданного в свое время самим оператором.
С экрана на них хлынуло жуткое прошлое. Ее родителей и его родителей. Расстрелы. Виселицы. Очереди голых женщин и детей у дверей газовых камер. Горы трупов. Улыбающиеся эсэсовцы с серебряными черепами на тульях форменных фуражек.