Сцены из жизни Максима Грека

Александропулос Мицос

— Мы желаем, чтобы ты, пока живешь у нас, — сказал Василий, — занялся нашими книгами, теми, что во дворце. Пересмотри их, отбери ценные, внеси в списки и посоветуй, человек ты просвещенный, что с ними делать.

— Да будет воля господня и приказ государев, — смиренно поклонился Максим.

В раздумье взглянув на него, великий князь продолжал вкрадчиво:

— Ты прожил здесь недолго, однако мы видим, что преуспел ты в языке нашем. Это нас радует.

— Стараюсь по мере сил моих, государь.

Вассиан, пришедший с княжеской свитой, поклонившись, попросил слова.

— Вскоре, великий государь, — сказал он, — брат наш Максим в совершенстве изучит славянский и сам уже будет переводить священные книги со своего премудрого языка на наш.

Лицо Василия просветлело.

— А как идет работа над Псалтырью? — спросил он.

— Максим читает текст по-гречески, —

отвечал Вассиан, — и устно переводит его на латынь помощникам своим, Димитрию и Власию, [69] кои переменяются. Потом они переводят это на славянский, и два писца, Селиван и Михаил, записывают.

69

Димитрий и Власий — Димитрий Герасимов (род. ок. 1465 г.), о Власии подробных данных нет. Переводчики, помогавшие Максиму и переводившие первоначально с латинского языка.

— А когда встречаем какое-нибудь темное место и мнения у нас расходятся, — прибавил Максим, — мы совещаемся и сообща принимаем решение, ведь собратья мои люди просвещенные. Коли трудности серьезные, мы прибегаем к мудрости брата Вассиана, а иногда обращаемся к богочтимому владыке нашему митрополиту, который мудрым своим советом оказывает нам неоценимую помощь. И работа идет быстро.

— Святой митрополит и мы с вниманием следим за вашей работой. А когда будет закончена Псалтырь, увидите, какова забота и благодарность наша. Да вот…

Великий князь замолчал, и лицо его омрачилось.

— Да вот, святой отец, — продолжал он, — говорят, ты находишь в книгах ошибки, и немалые. А как могут ошибаться священные книги?

— Государь, тут нет ничего удивительного. Ошибаются не священные книги, а простые смертные, их переписчики. Греческий язык весьма трудный. Не всякий — пусть он грек и даже ученый — способен правильно понять, что слово сие значит в этом или ином месте. Ибо часто звучит оно одинаково, значений же имеет множество. Немало следует поучиться у просвещенных наставников, чтобы вникнуть в истинный его смысл. Ошибочных толкований нахожу я немало и с разрешения владыки и брата Вассиана исправляю их в меру своих сил.

Максим замолчал, но, увидев, что великий князь глубоко задумался, продолжал:

— Не порицай меня, государь, за неразумную гордость. Я учен не более других, однако нахожу ошибки, кои те, кто мудрей и благочестивей меня, не заметили. Много у нас тому примеров. Из священной истории мы знаем, как люди ничтожные и недостойные узрели то, чего не видели более мудрые и святые. Такова была воля господа бога, который, как говорит апостол Павел, [70] поделил между людьми разные таланты и одним дал знание языков, а другим искусность в ремеслах и расторопность в делах. Так порешил господь во славу свою. К тому же, великий князь, как нам известно из Ветхого завета, из мудрой Книги Чисел, чтобы явить гнев божий, вызванный сынами Израиля, ангел трижды предстал сначала перед ослицей, самым низменным животным, а потом уже перед ехавшим на ней Валаамом. [71]

70

…как говорит апостол Павел… — Максим цитирует I Послание к Коринфянам (XII, 7—11) и Послание к Римлянам (XII, 6–8).

71

…трижды предстал… перед ослицей… а потом уже перед Валаамом — в библейской Книге Чисел (XXII, 21–34) рассказывается, что когда пророк Валаам ехал к царю Валаку, то ангел, посланный преградить путь Валааму, трижды являлся ослице, на которой Валаам ехал. Ослица отказалась продолжать путь, а когда Валаам начал бить ее, обратилась к нему человеческим голосом, и лишь после этого ангел явился самому Валааму.

Василий одобрительно кивнул головой.

— Господь поступает как ему угодно, — сказал он, — и мы — в его воле. Продолжай, святой отец, свои ученые труды, а мы отблагодарим тебя по заслугам.

И он удалился из покоев.

Слух о беседе великого князя с ученым святогорцем распространился по кремлевским монастырям и палатам. После вечерни в келье Максима собрались друзья и ученики, молодые образованные дьяки, дети бояр и служилых. Максим, гордый вниманием, оказанным ему великим князем, охотно делился с ними своими мыслями.

— Дивлюсь

твоим знаниям, Максим, — сказал его помощник Димитрий, который и раньше переводил священные книги, был княжеским послом при многих европейских дворах и даже у самого императора Максимилиана [72] и папы римского. — Дивлюсь, как превосходно ты изучил Священное писание, а также греческие, латинские, франкские и германские сочинения да обычаи. Но не знал я, что ты сведущ и в иконописи. И хочу сейчас, если позволишь, спросить твое просвещенное мнение.

72

Император Максимилиан — император Священной Римской империи Максимилиан I (1493–1519) из династии Габсбургов. При нем были завязаны дипломатические отношения с Русским государством.

— Охотно выслушаю тебя, добрейший Димитрий, — отозвался Максим.

— Один из ученых дьяков государя нашего, — продолжал Димитрий, — Мисюрь Мунехин, тот, что теперь дьяк при псковском наместнике, давненько уже прислал мне письмо и просит, чтобы отыскал я людей знающих и порасспросил их об иконе, которую он там видел. Дивная икона, хотя, может статься, и вышла она из рук еретиков.

— А что на ней изображено, Димитрий? — с интересом спросил святогорец.

— Христос в образе великого архиерея в саккосе, оплечье и поручах. На голове у него митра, [73] как у царя Давида. Перед ним крест и на верхушке его младенец, тоже с царской митрой и в архиерейском облачении, а внизу, под младенцем, распятый белый серафим. На поперечине креста, по краям, два херувима, все в пурпуре, и основание креста опирается на голову Адамову.

73

Митра — головной убор, украшенный драгоценными камнями. Принадлежность облачения епископа.

Слушая описание, Максим взял в руку перо и, набросав на бумаге схему, принялся внимательно ее изучать.

— Как представляется мне, невежде, — сказал он, погодя, — не восходит икона эта ни к одному образу; верно, это плод фантазии живописца. Однако она вовсе не еретическая. Все на ней представлено правильно. Правда, думается мне, что не подобает на одной иконе писать Христа в двух лицах. Христос един. Да и изображение серафима несогласно с привычными нашими представлениями. Серафим — дух бесплотный, не могут люди распять его на кресте.

— А голова Адамова? — спросил князь Петр Шуйский.

— Голова там, где должна быть, — ответил святогорский монах.

— А как она оказалась на Голгофе? — недоумевал Шуйский.

— Косьма Индикоплов, [74] — заговорил Михаил Тучков, — поясняет это в «Христианской топографии». Он пишет, что воды морские принесли голову Адамову на Голгофу. Видно, так оно и было.

Шуйский вопросительно взглянул на Максима.

— Дражайший Михаил, — сказал тот, — не все верно, что пишет Индикоплов. Многого не видел он своими глазами, а представляет как собственное свидетельство. Что же до головы Адама, не море перенесло ее на Голгофу, а по воле божьей оказалась она там, как разъясняют святой Афанасий Александрийский [75] и святой Василий Кесарийский. [76] И на священных образцах икон, изображающих распятие, основание креста вбито в скалу, а под ней небольшая пещера, где лежит череп Адамов и две его кости. На них каплет кровь с ног Спасителя, и значит это, что Адам и род людской кровью господней очищаются от проклятия.

74

Косьма Индикоплов — знаменитый византийский географ VI в. Написал «Христианскую топографию», главной задачей которой было изложение системы космографии, соответствовавшей христианскому учению.

75

Афанасий Александрийский (298–373) — александрийский архиепископ. Крупный церковный деятель, боролся с арианами, оставил много сочинений догматического и полемического характера.

76

Василий Кесарийский — то есть Василий Великий.