Сцены из жизни Максима Грека

Александропулос Мицос

Потому что и в самом деле шестым пальцем, который монах подобрал в ту ночь с пола, было не что иное, как скромное его перо, перо лебединого крыла.

Так заканчивается вторая часть

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВЕЛИКИЙ ЦАРЬ ИВАН

В погожий летний день 1547 года семнадцатилетний царь Иван со своей молодой женой Анастасией отправился с Воробьевых гор, где у него был летний дворец, в Москву — посмотреть, как идут работы по восстановлению дворца и храмов, пострадавших весной и летом от страшных пожаров. [182]

182

Прошло четырнадцать лет после смерти его отца и девять с тех пор, как бояре, судя по слухам, отравили его мать. Тяжелые годы для княжества и малолетнего княжича. Вскоре после смерти княгини Елены погасла звезда ее любовника боярина Оболенского. Два больших рода, Шуйские и Глинские, боролись за власть. В этой кровавой борьбе погибли почти все известные люди из окружения великого князя Василия. Пострадал и митрополит Даниил, его в 1539

году лишили сана. Через три года сослали в монастырь и Вассиана Топоркова. А мальчик Иван, легко ранимый, истерзанный оскорблениями и произволом бояр, не способный оказать им сопротивление, научился по-своему защищаться. Он своевольничал и предавался распутству. Сам позже признавался, что на человеческом языке невозможно передать все то, что творил он в отрочестве. Четырнадцати-шестнадцатилетний мальчик своими подвигами повергал в ужас Москву. Он отправил в ссылку немало княжеских и боярских семей. Управлять государством предоставлял другим, пока в конце 1546 года не решил венчаться на царство. Он желал «быть тем же на московском престоле, — пишет историк С. М. Соловьев, — чем Давид и Соломон были на иерусалимском, Август, Константин и Феодосий — на римском. Иоанн IV был первым царем не только потому, что первый принял царский титул, но потому, что первый сознал вполне все значение царской власти, первый, так сказать, составил себе ее теорию, тогда как отец и дед его усиливали свою власть только практически». Он пожелал, чтобы митрополит венчал его на царство в шапке Мономаха и с бармами, как прежде венчали византийских императоров. И пытался обрести корни, древние традиции династии, сохранившиеся от византийских императоров и римского императора Августа. Поздней его увлекли старинные представления о божественном, происхождении царской власти; летописи и повести кровными узами связывали русских князей с византийскими и римскими императорами. На его троне начертаны яркие слова из этих летописей. Но в постепенно формирующемся сознании Ивана теория непрерывности царской власти имела, конечно, не тот смысл, что придавали ей наивные летописцы-монахи, поборники притесняемого православия. Она была реально приспособлена к устремлениям молодого Русского государства. Вместе с решением венчаться на царство Иван объявил и другое: он намеревался жениться и посвятить себя государственным делам. Через месяц он венчался с Анастасией Захарьиной, которую выбрал среди самых красивых девушек в княжестве. Через два месяца после свадьбы в Москве вспыхнули страшные пожары. Летом новые, еще страшней. Горели монастыри, храмы, оружейная палата, царский, митрополичий, казенный двор. Митрополит Макарий чудом спасся, с иконой в руке. Около двух тысяч людей обуглились, как головешки. Когда чернь бунтовала против господ, когда ужасные слухи распространялись по Москве, молодой царь, у которого, по его собственным словам, «вошел… трепет в кости», слушал, как священник Сильвестр говорил о подобных и еще худших бедствиях, которые временами насылает господь на людей и народы, и о самых страшных, которые еще нашлет, если в государстве не истребится зло и не исправятся грешные нравы. Когда погасли пожары, Иван почувствовал, что погасли в нем и прежние страсти. После всех событий последних лет пожары возникли словно для того, чтобы уничтожить следы старого мира и началась новая жизнь, основанная на любви. «Люди божьи и нам дарованные богом, — взывал Иван с Лобного места, стоя перед московским людом. — Теперь нам ваших обид, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и беспомощности, вследствие неправд бояр моих и властей, бессудства неправедного, лихоимства и сребролюбия; молю вас, оставьте вражды и тягости, кроме разве очень больших дел: в этих делах и в новых я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать». Дворец, храмы и другие здания Иван решил восстановить как можно скорей. Для управления государством он взял себе в помощь не князей и бояр, а умных, способных и честных людей. Из них наиболее преданы ему были двое: протоиерей Сильвестр и бывший постельничий Алексей Адашев. Их поддерживал митрополит Макарий.

Кремль отстраивался заново. Всюду мастера, строительные леса, груды бревен и камня. В больших храмах и во дворце работа кипела день и ночь. Не впервые этим летом царь Иван приехал в Москву и остался весьма доволен тем, что успели сделать мастера. Они привели в порядок уцелевшие здания, побелили закопченные стены, почти надо всем дворцом возвели новую кровлю.

Еще больше Ивана порадовало посещение Благовещенского собора, куда его привел протоиерей Сильвестр. Домовая церковь русских князей, примыкавшая ко дворцу, сильно пострадала от пожара. Сгорело много икон, почернели стены, погибли росписи. Митрополит Макарий, сам хороший иконописец, и протоиерей Сильвестр привезли из Новгорода прекрасных мастеров, чтобы заново расписать храм, и послали знающих людей за лучшими иконами в разные города и богатые монастыри, в Новгород, Смоленск, Псков, Звенигород, Ярославль, Троицкий и Кирилловский монастыри. За всеми работами наблюдали Сильвестр [183] и митрополит Макарий. [184]

183

Сильвестр (ум. в 60—70-е гг. XVI в.) — политический деятель и публицист, один из руководителей Избранной рады, правительственного совета при Иване IV. Попал в опалу и был сослан в Соловецкий монастырь.

184

Митрополит Макарий (1428–1563) — митрополит Всероссийский, приверженец иосифлян.

— Великий государь, — сказал Сильвестр, когда они вошли в храм, — как будет блистать твое царство в летописях наших, пока стоит Русь, так будут сверкать и наши храмы, которые мы украсим превосходными иконами и великолепными росписями. Мы пригласили сюда из Новгорода лучших художников; они расскажут о славных, добрых днях твоего правления, кои сохранятся навечно в памяти потомков. Логика, Непорочность, Мудрость, Истина и прочие добродетели христианские, древняя история предков твоих и блестящие твои подвиги найдут достойное воплощение. И займут место рядом со священными сценами Ветхого и Нового завета, ибо жизнь не стоит на месте и самые важные события не те, что происходят где-нибудь, в другом конце земли, на иноверческом Востоке и еретическом Западе, а те, что творятся здесь, в твоем прославленном христианском царстве.

Именно здесь, где мы живем, сбываются, царь, древнейшие пророчества о судьбе вселенной.

Протоиерей Сильвестр действовал на душу молодого царя, как некая сила мистических миров. Вокруг его худощавого вытянутого лица словно плясали еще языки страшных летних пожарищ. Иван видел в его глазах отблески этого бедствия. Исходившее от Сильвестра сияние проникало ему в душу. Никого не слушал он так внимательно, как Сильвестра. Молодого царя, вспыльчивого, раздражительного, порой выводили из себя длинные речи и бесконечные наставления протоиерея. Но Иван никогда его не прерывал. Твердая воля Сильвестра гасила взрыв его гнева, проясняла голову.

— А ты, государь, ныне новоявленный Давид, Август и Константин Великий, — продолжал протоиерей. — Мысли и дела твои своим блеском озаряют вселенную. Посему мы со святым митрополитом великое значение придаем тому, как в дни славного твоего царствования воплотят мастера дух божий в священных иконах и других картинах. Отныне мы будем наблюдать за их работой, чтобы не повторилось старое, когда каждый игумен и жертвователь, ведая или не ведая божественный промысл и множество разных тайн искусства, наставлял, как хотел, мастеров, и те выполняли его наказ или делали, что хотели. Теперь мы будем решать, что и как подобает делать. При украшении храмов, дворцовых палат, монастырей, всего, куда бы ни приложил руку мастер, должны мы исходить из нашего плана и действовать обдуманно, со знанием дела, подобно тому, как ты, великий государь, управляешь своим царством. Темы мы выбираем со священной строгостью и располагаем в иерархическом порядке, чтобы каждый, кто их увидит, уловил связь повествования, а также понял его смысл и значение. Помимо выбора сцен и картин, — с глубоким поклоном заключил он, — надобно нам позаботиться о средствах, ведь для воплощения задуманного потребуется много золота. И нуждаемся мы в твоей поддержке. Позолота должна царить повсюду, задавать тон. Только сверкание и прочность золота способны передать блеск и могущество твоего царствования.

Когда Иван, увлеченный речью протоиерея, услышал о царском золоте, он сразу встревожился, весь обратился в слух. Избегая прямого ответа, он лишь спросил:

— Стало быть, много понадобится золота?

— Сколько понадобится, государь, мы еще не знаем, но золотой тон должен господствовать среди прочих.

— Царская казна понесла большой урон, — после некоторого раздумья проговорил царь. — Мало у нас золота. Пусть помогут церкви и монастыри.

— Золото, что понадобится для украшения храмов, даст церковь, — сказал Сильвестр, — а как быть с дворцом? Стены в нем должны сверкать первозданным великолепием, словно они из чистого золота. И конечно, не сделать всего за один-два дня. Потребуется немало времени и труда. Многое хотим мы изобразить в отдельных картинах. И вот каковы наши планы…

Во дворце мастера еще не приступили к росписи, — царь пожелал, чтобы сперва закончили Благовещенский собор. В дворцовых палатах готовили стены: счищали копоть, соскабливали старые краски, штукатурили, где требовалось — белили. Сильвестр уже все решил и наметил. Картины так живо запечатлелись в его воображении, что он описывал их с удивительной легкостью, словно видел каждую на своем месте, написанную подобающими красками. На сводах, в оконных нишах, на стенах он задумал поместить в определенном порядке сцены из Священного писания. Почти всюду выделялся образ, олицетворявший молодого государя, персонаж притчи, победоносный воин или царь. В Золотой палате, где на куполе должны были написать Спасителя в окружении четырех евангелистов и множества аллегорических фигур, мужских и женских, предполагалось изобразить подвиги русских князей, начиная с древних и кончая последними. Большое значение Сильвестр придавал сценам из разных летописей, говорящим о богочестии царской династии и тесном родстве ее с римскими и византийскими императорами. На многих картинах он намеревался увековечить прославленную шапку Мономаха, полученную древними киевскими князьями от византийских императоров в эпоху Константина Мономаха, ту самую, что надевал в январе Иван при венчании на царство.

Толкуя об этом, Сильвестр указывал и место, которое займет та или иная сцена. Он показывал царю наброски на картоне, сделанные по его заказу, и другие картинки, не рисованные от руки, а оттиснутые на станке тем способом, каким давно уже печатали книги в латинских королевствах. Это были аллегории Благоразумия и Глупости, Чистоты и Порочности, Правды и Лжи, а также других добродетелей и пороков, представленных в образах стоящих друг против друга девушек и юношей, одетых и обнаженных. Они возбудили живой интерес у Ивана, который видел их прежде в чужестранных книгах. А теперь сам Сильвестр и митрополит считали, что аллегории эти не противоречат священным догматам и их следует нарисовать во дворце. Иван не скрыл своей радости.

— Я согласен со всем, что предлагаешь ты, — промолвил он, — и пусть мастера поскорей берутся за дело. А о расходах не думай. Княжество у нас богатое и могущественное, найдется все необходимое, чтобы с подобающим блеском представить священные и исторические сцены так, как замыслило твое преподобие.

Но прежде чем покинуть Золотую палату, он попросил Сильвестра еще раз назвать все сцены из истории царской династии. И когда Сильвестр исполнил его просьбу, Иван, кивнув одобрительно, сказал:

— Прибавь еще две картины. Одна пусть изображает римского полководца Пруса, которому брат его, римский цезарь Август, решив навести порядок в мире, поручил править землями по реке Висле. Пусть на одном берегу реки стоит Прус, а на другом славный наш предок Рюрик, ведущий от него свой род. И пусть картина свидетельствует о том, что мы происходим от самого Августа.

Слова молодого царя встретили одобрение бояр и священников.

— И вторая картина, — продолжал он, — пусть покажет, сколь древни корни христианства в царстве нашем. Ведь наши предки на много веков раньше киевского князя Владимира из рук и уст самого Андрея Первозванного [185] приняли христианскую веру. Великомученик Андрей был первый христианин, явившийся в нашу землю и достигший Новгорода. На холме Киевском он рукой своей водрузил крест, а в Новгороде, на берегу Волхова, жезл. И подобно Риму и Греции, мы одни из первых удостоились принять веру Христову и приняли ее от ученика Иисуса, Андрея Первозванного. Пусть изобразят великомученика в тот момент, когда водружает он жезл и благословляет землю нашу.

185

Андрей Первозванный — один из двенадцати апостолов. По легенде, нашедшей отражение в летописи, он некогда посетил земли, на которых впоследствии поселились славяне, и благословил горы, на которых вырос Киев.