Сцены из жизни Максима Грека
Шрифт:
Митрополит Макарий с гордостью слушал Ивана: семнадцатилетний юноша, а рассуждает, как мудрый многоопытный правитель. Глубоко взволнованный, шепча молитву, митрополит, перекрестившись, сказал:
— Да будет, царь, как ты говоришь. Истину рекли нам царские твои уста. А мы, невежды неблагодарные, редко вспоминаем об Андрее Первозванном, мало церквей ему посвятили. И не только Андрея, но и многих других святых и чудотворцев, кои вышли из земли нашей, мы еще не почтили, освятив их память. Все это надобно немедля сделать.
Иван внимательно выслушал митрополита и, поразмыслив, спросил:
— Владыка, а сколько всего русских святых?
— Двадцать
— Двадцать два и только? — удивился Иван. — А прочие что, греки да евреи?
Макарий смутился. До сих пор он, как добрый христианин, не задумывался, какого рода-племени тот или иной святой.
— Не только греки и евреи, государь, — подумав, проговорил он. — Среди наших святых есть римляне, греки, сирийцы, египтяне, иберийцы, сербы, болгары, русские и многие другие. И мы не принимаем во внимание, какого рода-племени святой. Главное, что он святой.
Ивана не удовлетворил такой ответ.
— О чем ты толкуешь, владыка? Как может не иметь по значения? А сколько всего святых христиан? Тысяча?
— Со святыми, мучениками и пророками будет, думается мне, больше тысячи, — неопределенно ответил Макарий.
— По моему разумению, не подобает, чтобы в царстве нашем, столпе православия, было столь мало святых, — молвил Иван. — Много было в земле нашей событий, а царство велико и могуче, неужто у нас было всего-навсего два десятка святых и чудотворцев?
— Государь, слова твои наводят меня на размышление, — сказал Макарий. — Мы и впрямь несправедливы были к памяти чудотворцев наших. Полагаю, нетрудно найти и многих других, что достойны удвоить это число, и будут русские святые сиять среди прочих. И да будет сие одним из великих деяний царствования твоего.
Из Золотой палаты Иван со свитой направился в Грановитую, почти не пострадавшую от пожара. Под огромным сводом, опиравшимся всего на один столб, в самой красивой палате Кремля, собрались бояре и епископы; они ждали выхода молодого государя, чтобы поклониться ему. Среди прочих был там и епископ Тверской Акакий.
Когда пришла его очередь, он отвесил царю поклон и попросил милостивого разрешения поднести ему рукопись. Епископ решился на это, предварительно заручившись согласием протоиерея Сильвестра и окольничего Адашева. [186] После вручения рукописи Адашев сказал:
— Этот список, государь, посылает тебе мудрый Максим, святогорский монах. В нем его сочинения. Философ сам с большим усердием изготовил один список для твоего величества, а другой для митрополита нашего. Писания эти содержат полезные наставления об исправлении правом и могут быть грозным оружием против латинян, иудеев, астрологов и греческих магов. Кто читает их со вниманием, душевным спокойствием, любовью и верой, убеждается, что они поистине вдохновлены доблестью, силой ума и чтение сие благотворно.
186
Алексей Адашев (ум. в 1561 г.) — государственный деятель, приближенный Ивана IV, один из руководителей Избранной рады, проводившей ряд важных реформ. В конце 50-х гг. попал в опалу.
Иван внимательно слушал высокого статного окольничего, обладавшего даром говорить гладко и приятно для слуха. О греческом монахе царь слышал не впервые, но у него сложилось впечатление, что мудрый старец давно уже умер.
— Стало быть, жив еще философ
— Да, государь, — ответил тот.
— Подумать только, великий князь умер, и великая княгиня, моя мать, умерла, — промолвил царь. — Умерли Вассиан и Даниил, и многие другие, а грек до сих пор жив!
На лице его отразилось удивление, сразу передавшееся прочим.
— Такова воля божья, государь, — сказал Сильвестр.
— Да, — отозвался тут же Иван и опять обратился к Акакию: — Сколько же лет, владыка, ныне Максиму?
Возраста монаха никто не знал. Видя недоумение царя, тверской епископ ответил:
— Думается мне, великий государь, сто уж ему сравнялось.
— А здоровье у него крепкое?
— Да, государь. С утра до вечера пишет, неутомим.
— И до сих пор он в темнице?
— Вот уже несколько лет, как с высочайшего твоего соизволения мы даем ему большую свободу. А с тех пор, как удалился в монастырь Даниил, не держим Максима взаперти. Прошлый год святой митрополит даровал ему право божественного причастия, и посему он вполне доволен.
— Доволен, говоришь ты? — улыбнулся Иван. — Думаю, удручен и обижен. Претерпев у нас столько мук, в душе он, верно, сильно страдает.
— Вовсе нет, государь, — убежденно проговорил Акакий. — Как мне передают монастырские старцы, да и сам я знаю, он не перестает молиться за твое богожеланное царство и за тебя, государь, а также за великого князя Василия. Он не злопамятен. Молится за спасение души великого князя. И то, что я говорю сейчас, пишет тебе, государь, он сам в своем послании; оно в начале этого списка.
Рассказ о Максиме возбудил такой интерес в царе, что, забыв об епископах и боярах, дожидавшихся своей очереди поцеловать ему руку, он положил рукопись на колени и принялся читать послание святогорского монаха. Письмо было чистое и четкое.
Вопросы царя о Максиме объяснялись чистым любопытством. Этот монах, которому давно уже следовало умереть, был ему совершенно чужд. Иван выслушал краткий рассказ о нем, как далекую необычную историю. Но, склонившись над рукописью, он проникся тем же настроением, каким проникался, читая древние тексты Священного писания.
О каких бы отдаленных событиях ни читал молодой царь, он обычно представлял себя их участником. В его воображении иудейская столица Иерусалим, а также Рим, Царьград переносились на Русь. Государственные заботы, войны, победы и поражения древних царей иудейских, греческих и римских воспринимались им как собственные И в старинных историях он старался отыскать то, что принесет ему пользу, побудит к благим для государства делам.
Как только он принялся читать сочинение святогорца, взгляд его стал внимательным, пытливым, сосредоточенным. Сначала несведущему Ивану показалось, что послание Максима, как и всякое монашеское послание, состоит из наставлений и молитв. Будь кротким и сострадательным, писал святогорец. Заботься о своих подданных. Люби народ и бояр. Добивайся, чтобы в государстве твоем царило согласие и единомыслие. Первым подавай пример справедливости и милосердия, это самые главные добродетели, делающие царей земных подобными царю небесному. Таких правителей любит бог, а они должны любить своих подданных. Господь дарует им благоденствие и славу, победы над врагами, окружает их мудрыми, добродетельными помощниками и советчиками. Замечательный пример являет в Ветхом завете царь и пророк Давид и выдающиеся священники, посланные ему господом, Иезекииль и Осия. А в новой истории Константин Великий, Феодосий Великий и Феодосий Младший.