Счастье Анны
Шрифт:
Таньский сделал неопределенное движение рукой:
— Не слишком ей доверяйте.
Ничего больше он не хотел говорить, но Анне было достаточно и этого, чтобы обратить внимание на панну Стопиньскую. Однако поведение панны Стопиньской, на взгляд Анны, никак не подтверждало опасения Таньского. Буба, к которой Анна отправилась в надежде добраться до сути дела, тоже ничего объяснить не могла. Она призналась, что Херник никогда не посвящает ее в свои дела или дела бюро, а тем более не вспоминает о каких-то интригах.
Перед уходом Анны в отпуск директор Минз
— Я присоединяюсь к вашему мнению и на время вашего отсутствия руководство отделом доверяю панне Стопиньской. Вам придется передать ей свои дела.
Возможно, Анна возразила бы Минзу, если бы у нее были какие-нибудь доказательства того, что эта мерзкая баба подкапывается под нее. Поскольку, однако, все оставалось в состоянии ничем не обоснованных подозрений, а вдобавок приготовления к отъезду полностью занимали внимание Анны, она в тот же день передала свои функции панне Стопиньской.
Сам отпуск Анны умножал ее хлопоты. Прежде всего она должна была поехать в Познань, по крайней мере, на неделю, чтобы нарадоваться на Литуню, а если это будет возможно, забрать ее с собой в Мазуты, имение под Люблином, где они собирались провести месяц вместе с Марьяном.
Тем временем в Познани сложилась невыносимая обстановка. Ее подозрения относительно нового образа жизни Кароля, вопреки ожиданиям, подтвердились.
Тесть встретил Анну упреками и претензиями:
— Это ты во всем виновата! — негодовал он — Оставила его здесь одного! Он здесь красиво живет. Я постоянно слышу, что проводит все ночи по барам и увеличивает долги. Но вы очень ошибаетесь, если вам кажется, что сможете оплатить свои долги с помощью наследства, которое я оставлю после себя. Я изменил завещание и дом записал на Литуню. Она получит его, когда достигнет совершеннолетия, а раньше — ни гроша.
— Но отец, — возразила Анна, — я ничего не имею против этого, а если я уехала и живу вдали от вас, то вовсе не для своего удовольствия. Я должна работать. Вы не забывайте, что я содержу и Кароля, и Литуню.
— Если бы не был совсем немощным, содрал бы шкуру с моего сыночка, дармоеда и гуляки!..
— Но я не могу содрать с него шкуру.
— А почему нет?! Должна! Ты обязана оказать на него какое-то влияние! Это же стыд и позор!
И Анна готовилась к оказанию соответствующего влияния. Готовилась с обеда до поздней ночи, когда наконец уснула, не дождавшись возвращения Кароля.
На следующий день он спал до полудня, зато начали поступать новости о нем. Они приходили из разных источнике, но смысл их был один, и Анне пришлось поверить им. Оказалось, что Кароль — любовник пани Патзеловой, богатой вдовы, которой уже за пятьдесят.
Это было так мерзко, что Анна в тот же день уехала бы с Литуней, если бы не простуда малышки. Правда, бонна уверяла, что ничего серьезного нет, что просто «где-то простыла и все», но худоба Литуни, бледность ее личика и необычная нервозность поразили Анну. В довершение всего она узнала, что доктора не вызывали вовсе, а когда она пошла к нему с девочкой, оказалось, что у Литуни серьезный бронхит.
Ребенка следовало сразу уложить в постель. Дежурство возле нее было для Анны счастливым предлогом, чтобы не встречаться с Каролем. Любая мысль о нем вызывала сейчас в ней безудержный гнев и презрение. Чем же он, собственно, был? Жалким ничтожеством, пользующимся плодами тяжелого труда собственной жены, и вдобавок содержанием старой женщины, бессовестным любовником, афиширующим публично свои отношения.
Когда он на цыпочках вошел в комнату Литуни, Анна закусила губу, чтобы не выставить его грубыми словами. Она решила молчать, не дать ему возможности для каких-то объяснений, для уверток и омерзительного вранья. Просто она ни о чем не хотела знать.
— Тише, — произнесла она, — ребенок спит.
— Приехала? — спросил он шепотом.
У него были синяки под глазами, а лицо отекшее.
— Да, — нетерпеливо ответила она.
Он приблизился к ней и наклонил голову, чтобы поцеловать в губы. С каким бы удовольствием она влепила ему затрещину!
— Перестань, — только сказала она и закрылась рукой.
— Так… так ты меня встречаешь, — вздохнул он, — ну, что ж…
— Выйди, ребенок спит, — поспешно прервала она.
— Очернили меня?
— Никто тебя не чернил. У Литуни температура. Оставь нас.
С минуту он стоял не двигаясь, потом махнул рукой и повернул к двери.
— Ты не можешь выйти сейчас и поговорить со мной? — спросил он, держа руку на ручке двери.
— Нет. Уходи.
Он вышел, но она все время слышала его неровные шаги в соседней комнате.
Нужно было принять последнее решение: завтра же утром пойти к какому-нибудь хорошему адвокату и предпринять шаги по оформлению развода. В течение нескольких месяцев вопрос будет решен. А она пока заберет Литуню в Варшаву. С Каролем она вовсе не собирается разговаривать. Пусть это сделает адвокат.
Ночь она снова провела возле Литуни. Тестю, который прислал через бонну просьбу, чтобы Анна сейчас навестила его, она решительно ответила, что не может оставить ребенка. Просто она почувствовала физическое отвращение при мысли, что там на лестнице ее караулит Кароль. Около полудня ей удалось выйти незамеченной в город. Визит к адвокату длился недолго. Возвращаясь, она встретила двух знакомых, которые, разумеется, постарались представить ей новые сведения о похождениях Кароля. При этом они наблюдали за ней с большим интересом. Как все-таки это гадко!
К счастью, температура у Литуни спала, и доктор сказал, что, соблюдая необходимые осторожности, ребенка можно забрать в Варшаву.
Ближайший поезд уходил через четыре часа, и Анна быстро начала упаковывать вещи Литуни. Она знала, что ее адвокат сейчас беседует с Каролем, и ей хотелось уехать из дому до того, как он вернется.
Однако она не успела. Кароль пришел хмурый и, уже не пытаясь поздороваться, тяжело опустился на софу.
— Я вижу, ты собираешь вещи Литуни, — сказал он, глядя в пол, — но, наверное, ты и не предполагаешь, что я могу не согласиться отдать ребенка.