Счастье по собственному желанию
Шрифт:
– Ты знаком с этим парнем, что следит за мной?
Вот сейчас от его ответа зависело очень многое, если не все. Зависело, будет ли она ему доверять потом. Зависело, будет ли она с ним рядом когда-нибудь. Да и будет ли она вообще, зависит тоже.
– Нет, не знаком, а почему ты спросила? – вот сейчас Ким с удивлением точно не справился.
Вытаращился на нее и тут же принялся потирать затылок, что было неплохим признаком: Ким напряженно размышлял. Значит, не врал, если ее вопрос вогнал его в такое замешательство.
– Почему ты спросила, Любовь? –
Люба молча покачала головой. Теперь пришел ее черед удивляться. Удивляться и снова путаться в догадках: кому же из них двоих нужно и можно доверять.
– Ладно, не хочешь, не говори, – на удивление быстро сдался Ким, приоткрыл дверь, чуть нагнулся и высунул руку в коридор, пробормотав: – Тут вот вещи твои собрал…
Вещи он аккуратно сложил в ее старенький чемоданчик. Поставил его к Любиным ногам и указал на него обеими ладонями, на, мол, забирай. Почему сразу не внес его в квартиру, а оставил на площадке перед дверью, знал только он. Люба спрашивать не стала. Кисло улыбнувшись, она взялась за ручку чемодана и понесла его в комнату, на ходу поблагодарив Кима за заботу. Ждать ее возвращения он не стал. Ушел, захлопнув за собой дверь. Она только хотела было спросить его про Иванова, мало ли, может, пересекались где или созванивались, а он взял и ушел.
– Вот так всегда! – горестно воскликнула Люба, накидывая дверную цепочку и закрывая замок на второй оборот. – Пришел, пошумел и ушел… Кто знает, ушел на сколько? Может, снова на три года…
Она включила телевизор, чтобы заполнить гнетущую пустую тишину хоть чем-то, и пошла на кухню.
На ужин у нее планировался бульон с курицей. Но, заглянув под крышку кастрюльки и понаблюдав за колыханием жирной пленки на поверхности, Люба передумала. Хватит одной курицы.
Она неторопливо поужинала, сложила косточки в мешочек, чтобы утром отдать дворовым кошкам. Помыла посуду и, убрав кастрюлю с бульоном в холодильник, пошла стелить себе постель.
Диван и правда был хорош. Широченный, мягкий. Совершенно не скрипел, когда она полночи на нем проворочалась без сна. И не приходилось, как лежа на старом, отыскивать удобное место, не упирающееся в бок острым комком заезженного спинами поролона.
Телевизор она выключила ближе к часу ночи. И долго лежала в темноте, наблюдая за беготней световых бликов на потолке, отбрасываемых снующими по двору машинами.
Интересно, ее соглядатай все еще там или уехал… вместе с Кимом?
Кто же из них двоих врет: Сячинов или Ким? Кто каким мотивом был движим, ей было непонятно.
Один из них точно желал ей добра, тут спорить смысла не было. Второй изо всех сил старался обмануть ее, преследуя какую-то цель.
Кто из них кто?!
Нет, ломать голову можно было до бесконечности, так ни до чего и не додумавшись. Наутро она сделает следующее: пойдет в милицию, отыщет там Сячинова или еще кого-нибудь, кто тесно сотрудничал с Тимошей Савельевым. Изложит им свои соображения и потребует взамен предельной откровенности.
Не могли его коллеги не знать, какие дела вел Савельев незадолго до своей гибели.
И еще что нужно назавтра сделать? Иванова нужно разыскать, во!
Ох, уж этот Иванов. Как не нужен, он тут как тут. Как захотела с ним увидеться, так он словно сквозь землю провалился. Позвонить ему, что ли? Номер она по странной случайности запомнила, когда звонила Сереге с телефона Кима. Может, ей повезет, и Серега откликнется на номер, который у него не определится, а?
Люба пошарила рукой под подушкой, туда она спрятала мобильник на всякий случай. Пускай будет под рукой. Мало ли что! Это ведь на настоящий момент единственный ее телефон. Стационарного лишил ее Сячинов. Унес аппарат, отдал на экспертизу кому-то влиятельному и серьезному, а вернуть не поспешил. И даже от объяснений воздерживается.
Повезло ей лишь с третьей попытки. Первые две закончились полным провалом: она перепутала последовательность запомнившихся ей цифр. И дважды наткнулась на незнакомых ей людей, справедливо возмутившихся ее поздним звонком. На третьей попытке ей, казалось бы, повезло, но долго никто не отзывался.
На дисплее появилось изображение крохотного телефонного аппарата, на котором без конца подпрыгивала телефонная трубка, взять ее никто не решался. Люба сбросила свой вызов и набрала через десять минут снова. Такая же картина. А потом вдруг ответили. Правда, ответили полным молчанием. Секунды стремительно мчались, указывая на то, что вызов отвечен, а там полная тишина.
– Сережа! Ну, если это ты, ответь, пожалуйста! – взмолилась Люба.
И даже глаза зажмурила, представив себе, как кусает сейчас губы от нетерпения ее непутевый бывший муж. Молчание тому всегда трудно давалось. Видимо, конкретно приперло, раз молчит теперь.
– Сережа! – чуть строже проговорила она в трубку. – Я в беде, понимаешь! Ты и только ты можешь мне помочь! Ответишь или нет?! У меня деньги могут закончиться, идиот!
– Откуда у тебя мобильный? – неожиданно отозвалась трубка хриплым голосом Иванова. – Купила, что ли?
– Нет! Украла! – рявкнула Люба, едва не расплакавшись от облегчения, что тот ей ответил. – Чего выпендриваешься и молчишь, а?! Я уже не знаю, что и думать!
– А тебе оно надо, Люб? Пускай другие думают, они все крутые и умные, им только и думать, – осторожно заметил Иванов, все так же хрипло и глухо, и добавил с явной угрозой: – Ведь предупреждал же тебя! Предупреждал, а ты…
– А что я?! Ну что я?! – от возмущения Люба даже на диване подскочила, сбросив с себя тонкое одеяло.
Ватное-то все порезал Головачев, разыскивая свои деньги в ее квартире. Ну, не дурак, а?! Кто в здравом уме и твердой памяти стал бы зашивать деньги в одеяло? И ей пришлось доставать с антресолей тоненькое клетчатое. Она летом в него банки укутывала с огурцами и помидорами…