Счастливчик Старр (Lucky Starr)
Шрифт:
— Зовите меня, пожалуйста, Бигменом! — сердито бросил он и лишь затем воскликнул: — Солнечная корона, да? Ого! Ничего себе! Не предполагал я, что эта штука окажется такой здоровенной!
— Миллион миль в диаметре, даже чуть больше. И учтите, что мы в данный момент находимся на Меркурии, ближайшей к Солнцу планете, всего в 30 миллионах миль от светила. Вы, кажется, с Марса, если не ошибаюсь?
— Да, я родился и вырос там, — последовал полный и гордый ответ.
— Так вот, если бы вы сейчас посмотрели на Солнце, оно оказалось бы в 36 раз больше и ярче, чем то, которое освещало ваше
Лакки кивнул и подумал о том, что применительно к Земле 36 меняется на 9, а корону оттуда увидишь только при полном затмении…
Ну что ж, Майндс, кажется, не обманул их. Обещанные достопримечательности существовали на самом деле, и еще какие… Лакки мысленно заполнил корону спрятавшимся за горизонтом Солнцем, и от этого воображаемого зрелища перехватило дыхание.
Майндс между тем продолжал говорить:
— Они называют этот свет Белым Духом Солнца!
— Белый Дух? — удивился Лакки. — Звучит неплохо! Даже, я бы сказал, красиво!
— Красиво?! — взвился вдруг Майндс. — Не сказал бы! На этой планете только и знают, что болтать о духах! Веселенькое местечко, нечего сказать! Все наперекосяк! И шахты рушатся, и… — Туг его голос, не выдержав возмущения, прервался.
С чего это мы так раскипятились? — подумал Лакки, после чего вслух спросил:
— Майндс, мы могли бы узреть сей феномен? Я имею в виду Белого Духа.
— Да, конечно, тут неподалеку… Особенно, если принять во внимание меркурианскую гравитацию. Кстати, советую вам глядеть под ноги. Тропинок тут нет, а свет короны весьма коварен. Так что давайте-ка лучше включим фонари. — Майндс нажал кнопку, и луч, брызнувший из шлема, осветил желто-черную мешанину грунта.
Зажглись еще два фонаря, и неуклюжие фигуры двинулись вперед. Толстые подошвы ботинок не производили ни малейшего шума, и только вибрация воздуха в скафандрах отмечала шаги.
Майндса продолжала душить все та же злость.
— Ненавижу! — хрипел он сквозь зубы. — Ненавижу Меркурий! Я торчу здесь шесть месяцев — целых два меркурианских года! — и мне все осточертело! Кто мог подумать, что за шесть месяцев не будет сделано ни-че-го! Ровным счетом. Ну просто все не так на этой планете! Она самая маленькая. Она ближе всех к Солнцу. Она обращена к нему только одной стороной. Там, — он указал рукой на сияние, — всегда жарко, там такое пекло, что плавится свинец и кипит сера! А в той стороне, — снова взмах рукой, уже в противоположном направлении, — единственная во всей Системе планетная поверхность, которую Солнце не освещает никогда и не греет, разумеется. Замечательно, что там говорить!
Он умолк, чтобы наверняка перепрыгнуть шестифутовой ширины трещину, след древнего катаклизма, который никак не мог затянуться без ветра и смены погоды. Прыжок получился неловким — типичный прыжок беспомощного землянина, на минуту оторванного от искусственной гравитации, имитирующей земную.
Бигмен не преминул презрительно цокнуть языком, прежде чем, как и Лакки, вместо суетливого прыжка, просто широко шагнуть.
Они продвинулись еще на четверть мили, пока Майндс, внезапно остановившись, не сообщил:
— Это можно увидеть отсюда и именно сейчас.
Он
Майндс выключил фонарь и пальцем указал вперед, на небольшое белое пятнышко, которое было намного ярче всего солнечного света, посылаемого на Землю.
— Мы на вершине Черно-Белой горы, — продолжил инженер. — Наилучшее место для наблюдений.
— Черно-Белая — это название? — уточнил Бигмен.
— Да. Причем весьма точное. Как видите, терминатор делит ее на две почти равные части. Употребленный мною термин применяется для обозначения границы между светом и тенью.
— Знаем! — Бигмен вспылил, минуя, как всегда, промежуточные стадии. — Грамотные!
— Так вот… Их два, этих пятна. Еще одно, точно такое же, можно видеть над южным полюсом. У экватора граница света и тени то поднимается, то опускается на 700 миль, меняя направление движения каждые 44 дня. Здешняя полумиля в сравнении с этим — сущий пустяк. Вот почему обсерватория размещена у северного полюса, а не где-то в другом месте… Однако вернемся к нашей горе. Нетрудно заметить, что сейчас освещена только верхняя ее часть. Позже, когда Солнце опустится еще ниже, тень затопит всю гору.
— Остается уже только вершина, — отметил Лакки.
— Да, пара футов, которые вот-вот погрузятся в темноту. А через двое земных суток свет возвратится вновь.
Пока Майндс живописал картины природы, белое пятно сжалось до точки, пылавшей яркой звездой. Все трое замерли в ожидании.
— А теперь ненадолго отвернитесь, — велел Майндс. — Пусть глаза привыкнут к темноте.
Прошло несколько томительных минут, и Лакки с Бигменом услышали: «Достаточно. Теперь посмотрите».
Выполнив и эту команду, они поначалу ничего перед собой не обнаружили. Но через мгновенье возникло нечто кроваво-красное. Оно вскоре оформилось в довольно уродливую, скомканную гору, увенчанную кривулькой-пиком. Краснота стала густеть, густеть — и наконец была побеждена совершенным мраком.
— Что это?! — тихо прошептал Бигмен.
— Солнце всего лишь, — успокоил его Майндс. — Оно опустилось достаточно глубоко, и теперь над горизонтом — лишь корона с мощными, в тысячу миль и выше, столбами протуберанцев. Их ярко-красный свет обычно заглушается светом самого светила.
Лакки кивнул. С Земли с ее атмосферой, подумал он, протуберанцы увидишь только при полном солнечном затмении, да еще вдобавок при помощи разного рода хитроумных приборов.
— Они называют это Красным Духом Солнца… — к Майндсу вернулась его подавленность.
— Ох уж эти духи! — внезапно оживился Лакки. — Что Белый, что Красный! Вероятно, они-то и вынудили вас таскать с собою бластер? А, мистер Майндс?
— Что?! — Крик инженера был явно не из ласкающих слух. — О чем это вы, сэр? — добавил он крайне раздражительно.
— Да о том, знаете ли, что самое время выложить, для чего вам понадобилось вести нас сюда. Ведь не ради местных красот? А заодно объясните нам, с какой стати вы так нешуточно вооружились…
Майндс ответил не сразу — некоторое время собирался с мыслями.