Счастливчик
Шрифт:
В молчании идем по коридору. Капитан -- впереди, я -- сзади. Он даже не оборачивается, чтобы удостовериться, что следую за ним, уверен, что не сбегу. Тут он прав, бежать мне разве что в открытый космос.
Скоро понимаю, что направляемся мы не куда-нибудь, а в мою каюту. А то, что она довольно далеко от камбуза дает капитану возможность не сдерживаться -- как бы он ни орал, остальные ничего не услышат.
Джонатан и не сдерживается. Едва дверь моей каюты закрывается за нашими спинами, он размахивается и швыряет несчастного робота об стену. Звон металла,
– - Кто дал тебе право хозяйничать на моем корабле?!
Моральный долг? Нет, ответ так себе.
– - Никто не давал, -- отвечаю правду.
– - Верно! Никто не давал!
– - бушует капитан.
– - Никто не прикоснется к роботам на этом корабле! Ясно тебе? Никто!
Лицо красное, разъяренное, глаза неестественно выпучены. Это не напускной гнев, Роу действительно взбешен.
– - Почему?
– - спрашиваю прямо.
– - Потому что эти вещи ассоциируются у вас с вашей покойной женой?
Я и раньше об этом подозревал, но излишне эмоциональная реакция капитана говорит сама за себя.
После этого, по сути, риторического вопроса на меня обрушивается пощечина. Не удар в челюсть, а именно пощечина. Как ребенку или как женщине. Вижу, как поднимается его рука, могу увернуться, могу перехватить своей левой, но стою и не дергаюсь.
Щеку обжигает, голова по инерции отклоняется в сторону, но я снова упрямо поворачиваюсь к капитану. Второго удара не последует -- почему-то не сомневаюсь.
– - Не говори о том, чего не знаешь, -- шипит Роу, но уже не кричит.
– - Не знаю, -- признаю, -- но догадываюсь.
Что бы ни случилось с матерью Ди, очевидно, что она была механиком и отвечала не только за технику на этом судне, но и за порядок. Именно поэтому капитан так и не нанял постоянного механика -- хотел сохранить это место за призраком.
Грудь Джонатана тяжело вздымается, мне кажется, он пытается взять себя в руки, но пока у него не выходит.
– - Климат-контроль тоже твоя работа?
– - произносит как сплевывает.
– - Моя. И да, мне никто не давал права, -- мне бы заткнуться на этом, но не могу.
– - Вы правда думаете, что во имя памяти нужно издеваться над экипажем? Жить в грязи и в холоде? Вы что, любите призрак больше, чем собственных живых детей?
Лицо капитана больше не красное. Оно бледнеет, а голос падает едва ли не до шепота.
– - Да как ты смеешь?
– - Потому что никто не смеет сказать вам это в лицо... сколько? Год? Два?
Плевать, если Роу решит ударить меня еще раз, однажды кто-то должен был ему это высказать.
Когда погиб мой отец, Морган, любившая его больше жизни, не села оберегать его старые вещи, она подняла голову и пошла дальше. И за это я не только ее безмерно люблю, но и уважаю.
– - Чтобы я больше не видел тебя до Альберы, -- рука капитана поднимается снова, но на этот раз, чтобы упереть мне в грудь указательный палец.
– - И даже нос из каюты не высовывай. Иначе я за себя не отвечаю.
– - Как скажете, -- отвечаю равнодушно.
– - "Как
– - Как скажете, капитан, -- повторяю попугаем.
После чего Роу разворачивается и выходит из каюты.
Если бы автоматической дверью можно было хлопнуть, не сомневаюсь, он бы это сделал.
ГЛАВА 11
После того памятного побега в тринадцать лет, когда я умудрился сделать себе татуировку и сутки водить за нос дядюшкину охрану, Морган впервые меня по-настоящему наказала -- на неделю посадила под домашний арест. Возможно, кто-то скажет: "Подумаешь, неделя, всего-то". Но для меня эти семь дней были настоящей пыткой. Более того, я на полном серьезе предпочел бы, чтобы меня пытали физически, чем заперли в четырех стенах.
Миранда была настолько зла и горела желанием меня проучить, что даже сообщила в школу, что я болен, и не отпускала меня на занятия. Домашний арест стал воистину домашним и не предполагал выход хотя бы во двор.
Что я только ни натворил в те бесконечные семь дней, чтобы не сойти с ума.
В первый день моей жертвой был выбран Хрящ, и кто бы меня ни убеждал, что он не собака, я решил его дрессировать. У циркачей же как-то получается. Вот только то ли дело было в том, что я не циркач, то ли в том, что дрессировку следует начинать с детства, а Хрящу было уже около десяти лет. А возможно, причина в том, что процесс обучения животного предполагает долгую и терпеливую работу. Словом, мой план с треском провалился к вечеру первого дня, потому как кот сбежал и поселился под ванной у Морган. Ни ласковый голос, ни предлагаемые вкусности эффекта не возымели, и мне пришлось сдаться. К тому же Миранда запретила откручивать ванну от пола.
Во второй день уволилась наша домработница. Кто знал, что, проиграв мне в шахматы свой десятилетний доход, она всерьез решит, что я буду требовать с нее выплаты? Бедняжка сбежала, не получив расчет. Мне было стыдно, но недолго.
В третий день я забрался на чердак, где заранее припрятал всякие "нужности", и собрал небольшую бомбу. Взрывать я ничего не собирался, начинил ее слабо -- так, чисто для интереса. Поэтому снесло только небольшой угол крыши, а я сам лишился бровей и ресниц и заполучил на ближайшие сутки звон в ушах.
На четвертый день один из рабочих, приехавших чинить крышу, упал с высоты второго этажа и сломал ногу -- я пытался подсматривать за ними через камеру, прикрученную к летающему роботу-уборщику, и парень от неожиданности сорвался вниз. Мне было стыдно. Даже перевел на счет несчастного все свои карманные деньги. Он сказал, что это больше, чем он зарабатывает за год. Мне полегчало.
На пятый день уволилась новая домработница. Без причины, честное слово. Пообщалась со мной один день и сообщила Морган, что ей еще дороги ее нервы и пальцы. В этот раз стыдно мне не было -- не я подговорил любопытную девушку щупать моих самодельных роботов, один из которых впился ей в руку.