Счастливчик
Шрифт:
Я тоже ее узнал. Она почти не изменилась, только выглядит чуть старше и волосы у нее короче, чем в моем сне-кошмаре. Еще бы, ведь до этого я видел ее только на фото, самое свежее из которых семнадцатилетней давности.
– - Как твое имя?
– - голос моей биологической матери больше не звонкий, он звучит глухо, она тяжело дышит.
На нас смотрят с удивлением: и экипаж "Старой ласточки", и конвоиры.
– - Тайлер, -- отвечаю, по-прежнему не отводя от нее глаз. И только я и она из всех присутствующих знаем,
Изабелла (всю жизнь считал, что ее зовут Элизабет) вздрагивает, будто ее ударило током, но быстро берет себя в руки. Замечаю, как сжимает кулаки, и длинные ярко накрашенные ногти впиваются в ладони.
Она отступает к крыльцу и дает распоряжение:
– - Этого, -- указывает на меня, -- ко мне. Остальных -- запереть до утра.
Изабелла больше не смотрит в нашу сторону, поворачивается и поднимается по ступеням крыльца, впечатывая в них каблуки.
А я понимаю, что за чувство зарождалось у меня внутри -- ярость.
– - Тайлер, ты ее знаешь?
– - толкает меня в плечо Дилан.
– - Кто она?
– - Слышал приказ?
– - тем временем указывает мне в сторону крыльца один из конвоиров.
– - Живо! Изабелла ждать не любит.
Не спорю. Сам хочу пойти. Хочу посмотреть ей в глаза. Еще раз. Не при свидетелях.
– - Моя мать, -- отвечаю Дилану.
После чего меня уводят под зловещее пораженное молчание.
ГЛАВА 20
Двое громил, взявшихся меня конвоировать, поглядывают с интересом: то на меня, то друг на друга. Без слов обмениваются впечатлением, думают, не замечаю. Один все время хмурится и качает головой, видно, что не верит, что я тот, кем назвался, -- потерянный сын их командирши.
В одном он прав -- я не потерянный, а брошенный. И, судя по лицу моей матери, последний, кого она ожидала когда-либо встретить. Забавные бывают совпадения. Вот только мне сейчас вообще не смешно. Знаю, что эгоистично, но плен, обещанное рабство и экипаж "Старой ласточки", люди, ставшие мне не чужими, -- все отошло на второй план, выпустив на первый то, что, казалось, давным-давно в прошлом, -- детскую обиду.
Я ошибался, из Лэсли выйдет неплохой психолог: он был прав, ничего не забыто.
Двигаемся по длинному коридору с запертыми дверьми с обеих сторон. Под потолком узкие продолговатые лампы дневного света. Все вокруг (стены, пол, двери и потолок) из серого пластика, мрачного и унылого.
Коридор разветвляется, и один из конвоиров сжимает мощные пальцы на моем плече, указывая направление. Дергаю рукой, сбрасывая его лапу. Хмурится, но молчит и позволяет. Все верно: парень еще не проверил, кто я и в каком статусе, поэтому предпочитает пока спустить мне мою наглость. Ну а я... Последнее, о чем могу сейчас думать, это не начистят ли мне физиономию за хамство.
Очередной коридор заканчивается такой же безликой,
– - Изабелла?
– - Не заперто!
– - раздается изнутри.
Конвоир толкает дверь. Это рабочий кабинет, обстановку которого составляют стол с прикрученной к нему лампой на длинной изогнутой ножке, несколько стульев, стеллаж с открытыми полками и... холодильник.
Моя мать (нет, пожалуй, следует называть ее Изабеллой) стоит спиной к двери и смотрит в темное окно, в котором видны лишь далекие огни окон других зданий. Осанка у Изабеллы не менее идеальна, чем внешность.
– - Хм-хм, -- растерянно покашливает ее подчиненный, привлекая внимание.
– - Оставьте нас и закройте за собой дверь, -- властно произносит женщина, так и не соизволив повернуться к нам лицом.
– - Э-э, -- теперь здоровяк совсем сбит с толку, -- ты уверена, что он не опасен?
Изабелла демонстративно хлопает по бедру, чуть ниже кобуры с пистолетом.
– - Уверена, -- голос по-прежнему звонкий, вот только звенит он металлом.
Конвоир смотрит на меня как на чудо природы, пожимает плечами и послушно уходит за дверь, прихватив с собой своего товарища.
Стою столбом и жду, что будет дальше. Просто жду.
Изабелла тоже не шевелится до тех пор, пока шаги в коридоре не отдаляются и окончательно не затихают. Только когда наступает полная тишина, она поворачивается ко мне, смотрит внимательно, изучающе. Ощущение, будто меня сканируют. Жуткий взгляд, пронизывающий насквозь с головы до пят.
Меня подмывает бросить в ответ нечто дерзкое, вроде: "Насмотрелась?". Но молчу. Просто смотрю в ответ, должно быть, не менее пристально и вызывающе.
Изабелла внезапно отмирает, проходит к стеллажу, на одной из полок которого расположилась допотопная кофеварка и несколько чашек.
– - Кофе будешь?
– - звучит так буднично, что меня начинает разбирать смех. Будто мы не виделись один день, а не семнадцать лет.
Семнадцать чертовых лет. Вся моя жизнь...
– - Я пью только капучино, -- отвечаю не так чтобы вежливо.
Ее рука замирает на полпути к чашкам. Изабелла качает головой.
– - Есть только обычный.
– - Зеленый чай, молоко?
Пожимает плечами.
– - Окей, -- отходит от стеллажа и направляется к противоположной стене, у которой примостился небольшой холодильник, высотой примерно ей по пояс.
Театр абсурда. Изабелла шагает к холодильнику плавной походкой от бедра, спина все такая же прямая, будто на завтрак у этой женщины была клюшка для гольфа, лицо спокойное. Достает пачку молока, возвращается, берет с полки стакан, наполняет его, ставит на стол, а затем возвращает оставшееся молоко в своего невысокого белого друга.