Счастливые Земли
Шрифт:
Приятеля удалось отловить, только когда до города оставалось совсем немного. То ли Гнев зазевался, то ли сам решил, что пришла пора для беседы, но Лесоруб его поймал. Раздраженный, злой Искатель с ходу бросил Проклятому обвинение:
– Ты все за меня решать вздумал?
Гнев коротко мотнул головой, мол, давай отойдем, и зашагал в сторону от развалившегося на привале отряда.
– Ну? – наконец проговорил Горящий, когда они отошли достаточно далеко. – В чем претензии?
– Хватит мною распоряжаться, Гнев!
– Ну, ты же не идиот, должен понимать, – пожал плечами Проклятый.
– Что понимать? Я тебе игрушка-артефакт? Даю вечную жизнь и нескончаемые стрелы?
– Нет!
– Тогда какого хрена вы решаете, что мне делать и куда идти?
– Нам лучше знать, что делать, – жестко сообщил Гнев. – Так будет спокойнее всем. Это мы – твои инструменты, если хорошо подумать. Мы соберем людей, организуем, поведем их на юг, зачистим местность, а потом уже начнется твоя история. Все это мы не для себя делаем, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Тебе просто хочется сдохнуть! Ты ради этого уже на все готов!
– Дурак ты, – плюнул огнем Горящий. – Да, я хочу умереть. Мне все это надоело – дальше некуда. Но, мать твою, ты так и не понял ничего, пока по Кимании ходил? Тебя все устраивает? Ты не хочешь избавить мир от этой дряни?
– Нет, не устраивает. Но не делайте из меня оловянного солдатика!
– Если ты останешься с армией – тебе придется быть именно солдатиком. Погибнут тысячи, если мы вообще наберем достаточно сил. Погибнут для того, чтобы некто Гезеш пробился к Фурмагару. И ты, если будешь среди них, тоже погибнешь! Поэтому пойдешь лесом. С мадралами.
Гезеш плотно сжал зубы.
– И не корчи рожи! – взревел Гнев. – Как ребенок! Когда твоя цель – спасение тысяч, думать о своих интересах не стоит.
– Почему же это моя цель? – взбеленился Лесоруб.
«Правильно, – проснулся голос в голове. – Так его!»
– Ты сам рассказывал мне про Лик Безумия! Он ведь ничего просто так не сделал! Ты – фурмагарец. У тебя своя роль!
– Я ее даже не помню! – Гезеш уже не раз пожалел, что как-то поведал Горящему о родине и рассказе Родергрима.
– Вспомнишь, – вдруг успокоился Гнев.
– Мне тоже надо будет умереть? – ехидно спросил его Гезеш.
– Я не знаю… А если так, то что?
Лесоруб похолодел. А что, если его роль та же, как у Родергрима и прочих?
– Если надо будет – не умрешь? – продолжал допытываться Гнев.
– Я не хочу умирать!
– А если вдруг?
– Это моя жизнь!
Горящий неожиданно шагнул к Лесорубу и схватил его за грудки. Воротник мигом занялся огнем, и Искатель закричал от боли.
– Уже не твоя! – прорычал Проклятый и отбросил Гезеша в сторону. – Твоя жизнь – жизнь тысяч!
Лесоруб с воем сбивал с себя пламя. От лагеря уже бежал перепуганный Родинка.
– Ты сдурел? –
Гнев встал над Гезешем и прогудел:
– Мы все думаем о себе. Хочется быть в центре, хочется, чтоб тебя любили, уважали. Заботились. И наше Я стоит гораздо выше прочих. Своя рубаха ближе к телу, моя хата с краю. Но пока ты не начнешь думать о других – ждать внимания к себе глупо! Запомни это, Гезеш.
Горящий отошел, а Искатель, подвывая, лежал на земле, чувствуя, как пылают болью ожоги, а душу режет обида.
Гнев… Как он мог так поступить?
– Он спятил? – Родинка плюхнулся рядом с Искателем. – Ты в порядке?
– Тварь! – простонал Гезеш. – Костер ходячий!
– Чего это он?
– Не важно, – огрызнулся Лесоруб.
– Хорошо припекло, – Родинка закусил губу, глядя на обожженную шею приятеля. – Странно, что волосы не спалил…
– Да пошел ты со своими удивлениями! – взвился Гезеш.
– Спокойнее! – неожиданно резко ответил друг. – Я за лекарем. Лежи, не шевелись.
Сказав это, воин оставил Лесоруба одного. «Вот так-то, Гезеш. Спасение мира, то-се. Оно тебе надо? Ты для них даже не человек», – влез голос.
– И ты пошел! – скрипнул зубами Искатель.
«Я единственный, кто тебя понимает, приятель. Тебе меня не гнать надо, а холить и лелеять».
Заткнись, скотина!
«Грубо…»
ЗАТКНИСЬ!
Лекарь, мужичок средних лет, из Мечей, при взгляде на ожоги лишь махнул рукой:
– Ерунда. – И полез в мешок за мазью.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
– Ге-зеш! Ге-зеш! Ге-зеш! – надрывалась толпа. Площадь бурлила от множества людей, городская суета не меняется веками.
– Пирожки, кому пирожки? С картошкой, с мясом! Пи-рож-ки! – сновали в толпе предприимчивые толстушки.
– Ге-зеш! Ге-зеш! – ревели сотни глоток.
Удачливый встретил отряд настороженно. Но когда по дворам полетела весть, что Храм Проклятых поднялся на войну с Безумием и возглавляет их какой-то древний герой – сошел с ума от радости.
– Забавно, да? – проорал на ухо Лесорубу Джаззи. Воин весело поглядывал на молодок неподалеку: красавицы жадно тянули шеи в надежде разглядеть великого героя.
– Ничего забавного. Шумно, – буркнул тот.
– Че?
– ШУМНО!
– А!
– Ге-зеш! Ге-зеш!
На грубо сколоченном помосте, предназначенном для глашатаев, а иногда и казней, появился Антаг, и толпа взвилась в экстазе. По бокам Меча стояли огненные воины. Наверняка где-то там ошивался и Гнев. С того дня, когда Проклятый набросился на Гезеша, они не разговаривали. Джаззи и Паблар пытались примирить друзей, но Горящий лишь отмахивался, а Лесоруб угрюмо молчал. Ссора вышла серьезной…