Счастливый доллар
Шрифт:
И напишите, что все это оружие нам пригодилось.
С Атоки и начался наш бег, а где закончится, Клайд Барроу не знает, но не боится, потому как где бы ни был финал, но от начала до конца Клайд и Бонни полной жизнью жили. И ни о чем не жалеют!
Интерлюдия 5
Письмо лежало на столе третий день кряду. Секретарь отобрал его среди многих иных, потому как счел забавным, на самом же деле забавного было мало.
Генри
Это письмо он заучил наизусть. Похвала? Да, определенно. Но стоит ли принимать ее и уж тем паче гордиться? В мусорном ведре этому посланию самое ме сто, однако…
«Дорогой мистер Форд! Пока мои легкие еще дают мне возможность дышать, спешу сообщить, что ваша новая машина восхитительна. Когда приходится удирать от полиции, ни один из автомобилей не может сравниться с вашими, такими быстрыми и легкими на ходу. Но даже если бы мой бизнес был абсолютно легальным, я бы не поленился сказать, насколько замечательна модель «V-8». С уважением – Клайд Чемпион Барроу» [1] .
1
Письмо Клайда Барроу Генри Форду.
Генри Форд, вздохнув, принял решение.
Секретарь явился по первому зову, застыл, глядя преданно и в то же время будто бы насмехаясь, хотя смеяться вроде бы не над чем.
– Возьмите, – Форд отдал бумагу. – Пусть сделают копии.
Решение очевидно. А эмоции… бизнес – занятие безэмоциональное.
– И разошлите копии в газеты. Думаю, это их заинтересует.
Ночь Марина провела, забившись в угол. Она почти не спала, чутко прислушиваясь к малейшему звуку. Все ждала, что тот, который приходил днем, вернется и освободит.
Почему бы и нет? Деньги нужны? Она заплатит. У нее есть в банке три тысячи долларов, на свадьбу отложенных, и Анька пятьсот должна. И кольцо еще… нет, кольцо украли. Но оно ведь тоже дорогое, и Марина не станет требовать возврата. Значит, кольцо будет авансом, а все остальное…
Он не пришел.
Ни в полночь, когда луна зависла над колодцем. Ни на рассвете, когда стало не продохнуть от сырого тумана. Ни позже, когда туман расползся, вытряхивая розоватое, разоспавшееся небо с желтым пятном солнца.
Тогда Марина поняла, что еще немного и замерзнет. И чтобы не замерзнуть, начала прыгать. Сначала на одной ноге, потом на другой. Из глаз катились слезы – почему-то жалко было не себя и не Олега, а несбывшейся мечты, которой теперь-то точно не суждено сбыться.
Ее убьют. Пусть не сейчас, но потом обязательно. Тот, который корзинку приносил, он не из-за денег на сумасшедшую работает. Любовник? Родственник? А с Олежкой что стало? В больнице или… ну конечно, Олега убили.
Стерва!
А ведь она показалась Маринке безопасной. Мелкая, вся какая-то сонная, словно зачарованная. Сидела в кафе, уставившись в чашку, рисовала узоры на скатерти. И даже когда Марина подошла близко – сначала-то она хотела издали посмотреть, просто, чтоб знать врага в лицо, – Варенька ни взгляда любопытного, ни чужого присутствия не почувствовала.
И было ли тому виной стекло витрины, разделившее их? Или же Маринино воображение? Или Варенькино безразличие ко всему во внешнем мире?
Ох, да какая разница?! Сейчас-то все иначе.
Он появился ближе к вечеру. Сначала Марина услышала сиплый кашель, сменившийся бормотанием, потом – хрустнул гравий. Протяжный стон, от которого похолодели руки. И тяжкий-тяжкий вздох. Дальше кусок неба привычно потемнел, и сгустившаяся тень сплелась в силуэт.
– Эй, – окликнули сверху. – Живая? Лови.
Темный ком рухнул, накрывая с головой. Маринка запуталась, испугалась, что задохнется, замахала руками и выскользнула из душных объятий покрывала.
– Ты… ты чего?
– Ничего. Замерзла? Есть хочешь?
– Хочу.
Нужно разговаривать с ним. О чем? Неважно о чем. Лишь бы подольше подержать. Она помнит, она читала про синдром, когда похититель привязывается к заложнику. И чем больше мучитель про жертву знает, тем сложнее ему эту жертву убить.
– Я очень хочу есть, – повторила Мариночка, судорожно соображая, что сказать дальше. – А еще я замерзла. Спасибо тебе большое за покрывало. А как тебя зовут? Нет, ты не думай, что я хочу знать настоящее имя, но… хоть какое-нибудь. Неудобно совсем без имени. Как к тебе обращаться?
Он фыркнул и ничего не ответил. Но и не ушел.
– Послушай, если бы ты сказал, чего хочешь… ты ведь чего-то хочешь, верно? Если бы нет, то сразу убил, но ты держишь. Зачем? Я не понимаю. И вправду не понимаю. Скажи. Я отвечу.
– Доллар.
– Что?
– Доллар верни.
– К-какой доллар? И сколько? У меня есть. Три тысячи. Еще пятьсот должны. И я сама в долг взять могу. Ты только скажи, сколько тебе надо…
Марина закрутилась в плед, словно в шаль. Тепло. Надо же, она и не заметила, до чего замерзла в этой яме. Теперь ее трясет, и зубы щелкают. Язык прикусить недолго. Нельзя прикусывать. Надо говорить, пока этот, наверху сидящий, не ушел.
…Пусть от болей сердечных страдаете вы, А дряхлеющих смерть унесет. Но с несчастьями Бонни и Клайда судьбы Не сравнить ваших мелких невзгод! —пропел он, присаживаясь на краю. Теперь Марина видела ботинки: желтые подошвы с черными полосками грязи, забившейся в протекторы. Яркое пятно. Почти такое же, как и солнечный нимб вокруг его фигуры.
– Это твои стихи?
Не бояться, не дрожать. Если бы он хотел что-то сделать, то сделал бы.