Щекочу нервы. Дорого (сборник)
Шрифт:
– Теть Валь! – неожиданно звонко крикнула одна из девушек. – Больного привезли!
Дед глянул на дверь, полагая, что врачиха появится именно оттуда, но тут из-за дома, с тяпкой в руке, с черными от земли руками, вышла немолодая женщина. Бросив тяпку под ноги, она подошла к рукомойнику, ополоснула руки, вытерла их о вафельное полотенце и наконец посмотрела на деда.
– Что случилось, дедуля? Где твой раненый?
– Там! – ответил дед и махнул рукой на кобылу.
– Девчата! Носилки! – скомандовала врачиха и быстром шагом направилась к телеге.
Едва она приблизилась к человеку, лежащему
– А давно случилась авария? – спросила она, опустив безжизненную руку покойника, и приподняла ему веко. – Когда ты его подобрал?
– Да недавно! – ответил дед, с трудом скрывая тайное желание получить от всего медицинского персонала выражение благодарности за спасение человека. – Он еще дышал. И стонал, кажется…
Врачиха сунула руки в карманы фартука, отошла от телеги и как-то странно взглянула на старика.
– Он умер, дедуля. И, по-моему, уже давно.
– Как? – не расслышал дед. – Уже умер?!
Он крякнул, покачал головой и стянул кепку.
– Не довез, стало быть…
– Сядь на скамеечку, отдохни, – предложила врачиха. – А я позвоню в ГАИ…
12
Вечерняя прохлада опустилась на двор. Весело чирикали воробьи, порхая среди веток яблонь. В тишине было слышно, как с глухим стуком падает на землю перезревший белый налив. Даша скручивала тонкий блин трубочкой, макала его в варенье и думала, как бы ненавязчиво спросить про телятницу с крутым характером.
– Говорят, – с деланым безразличием произнесла Даша, – у вас тут живет женщина, к которой мужик на грузовике повадился ездить…
– Да кто в Упрягино приедет? Навряд… Який-либо тупица, что ему больше деться негде?
– А ферма отсюда далеко?
– Хверма? Не, недалёко. А на что тебе хверма?
Даша не ответила, отставила тарелку и вытерла платком выпачканные в масле губы.
Уже начало темнеть, стало сыро и прохладно. Дашу охватила неприятная дрожь – то ли от сырости, то ли от нетерпения. Она даже приблизительно не знала, когда именно придет Воронцов, сколько его еще ждать. По краям улицы, где можно было пройти, тащились коровы и овцы. Старухи, встречая свою скотину, вышли из дворов.
У калитки, рядом с которой сидела Даша, пугливо стучали копытами три черные овечки. Они боялись ее и не решались зайти во двор. Старушка сгребла со стола хлебные корки, с которыми не справилась беззубым ртом, и пошла к калитке.
– А ты Шурика моего раньше знала? – спросила она, протягивая хлеб овечкам.
– Нет, – односложно ответила Даша и отвернулась, снова глядя на дорогу. Ей не очень-то хотелось рассказывать, как она оказалась в Упрягине.
– Ну, вот у Шурика моего баба, – сказала старушка. Ей хотелось поговорить. – Она родилася через десять годов после войны. Тяперь она, значит, работает на хверме. И вот, значит, что ты думаешь? Дали шашнадцать борозён по километру бураков прополоть. Старшего Витьку на хверму водит, а малых – полоть бураки. Ей даже некогда присесть. Без конца работа. Настоящий той самый пригон. Так же и у Шурика. Он изнурен увесь. Яще як на тое горе нашли на лугу убитого. Убитого или умершего. Ой, не могу!
Даша
Неожиданная версия, свалившаяся на голову Даше, словно Ньютоново яблоко, настолько взволновала ее, что девушка встала и быстро подошла к калитке, вглядываясь в потемневшую улицу, на которой уже с трудом можно было различить смутные контуры хаток. «Ну, где же Юра? Где же? – едва справляясь с нахлынувшим нетерпением, думала она. – Конечно, он сначала станет смеяться надо мной. И тогда я выложу ему главный козырь. Я спрошу у него: а почему нет никаких следов убийства? Почему Шурик никого не подозревает? Разве в деревне мало нечистых на руку людей? А почему он так уверен, что ворованные телевизоры никто не вывезет за пределы деревни? А? Вот где собака зарыта! Все ответы сводятся к одному: водителя убил сам Шурик вместе со своей женой!»
Даша даже застонала от нетерпения. И тут она увидела, как к калитке приближается чья-то темная фигура.
– Юра! – крикнула Даша, но тотчас прикусила язык.
Это был Лешка. В голубом джинсовом костюме и кроссовках он уже совсем не походил на того босяка, с которым Даша виделась днем. Лешка остановился и поставил на скамейку переносной магнитофон, который держал в руках. Из динамиков звучала негромкая музыка, какая-то певица надрывно пела о любви. Лешка сделал музыку потише.
– Шурик что-нибудь говорил обо мне? – спросил он.
– Ничего не говорил.
– А про деда моего?
– И про деда ничего не говорил.
Лешка какое-то время молчал, раздумывая, как бы его неудержимая словоохотливость не наделала беды. Наконец он осторожно начал:
– Я ж не знал, по какому делу вы к нему пришли. Думал, что за самогонку. Но разве это спекуляция? Еще недавно сто грамм он продавал по три рубля пятьдесят копеек. Теперь по четыре. Это что, деньги? Только за дрожжи он половину своей пенсии выкладывает. Какой у него навар? Курам на смех!
– Что ж, суд примет во внимание твое чистосердечное признание, – улыбаясь, сказала Даша.
– Да ладно тебе! – махнул рукой Лешка и окончательно расслабился. – Дед никому плохого не сделал. А то, что самогонкой торгует, так от этого народу только польза.
– Да! – серьезным голосом подхватила Даша. – Об этом следователь уже доложил в Генеральную прокуратуру. И теперь твоего деда наградят орденом Дружбы народов.
Лешка рассмеялся и подсел к Даше поближе.
– Слушай, – сказал он заговорщицким шепотом, – а пошли ко мне! Мы утром поросенка забили. Сделаем шашлычки из парной свинины. А?
– Я бы с удовольствием, – ответила Даша и вздохнула. – Но, к сожалению, это будет расцениваться как дача взятки должностному лицу. К тому же перед сном я обязана сдать начальнику свое табельное оружие и бронежилет.
Леша нахмурился и засопел.
– Не пойму, серьезно ты говоришь или шутишь все время, – признался он.
«Хочешь серьезно – поговорим серьезно», – подумала Даша и спросила:
– Скажи, пожалуйста, ты когда-нибудь видел жену участкового?
– Жену? – с удивлением переспросил Лешка. – А кто ее не видел? Подумаешь, звезда!