Щекочу нервы. Дорого (сборник)
Шрифт:
Перед фарами прошла большеротая, похожая на Щелкунчика, девица, и Кабанов ее сразу узнал. Это она насаждала ему удовольствие со стоицизмом фронтовой медсестры. Кабанов коротко бякнул сигналом, опустил стекло.
– Киска! – позвал он.
Но киска свою смену отработала, она уже пересекла проходную родного предприятия и, неукоснительно соблюдая режим труда и отдыха, сделала вид, что не узнает Кабанова и не понимает, чего он от нее хочет. «Хоть бы педикюр сделала! – подумал Кабанов, провожая ее взглядом. – Пятки желтые, как горбушка батона. И синяк на лодыжке… Замухрышка какая-то!»
Он медленно поехал по темной улице, в дальней перспективе которой перемигивались
Сейчас Кабанов принадлежал сам себе и потому был почти счастлив. Роскошная машина тихо везла его по спящему городу. Милиционеры провожали его завистливыми и злобными взглядами – останавливать его у них не было повода. Ночные бабочки махали ему из всех щелей своими замусоленными крылышками. Водители других машин, обгоняя Кабанова, смотрели на него подобострастно и робко: не обидится ли, если позволим себе обогнать?
Нет, Кабанов не обижался, сейчас он был великодушен. Если бы по дороге попался нищий, Кабанов дал бы ему денег. Много денег! Но нищие в этот предрассветный час спали в своих лачугах, берлогах и подвалах и даже не догадывались, какое счастье они упустили.
Так Кабанов катился по сырым затуманенным улочкам, сворачивая без всякой цели то налево, то направо, пока не обнаружил, что выкатился за пределы города. Он придавил педаль газа, и машина помчалась по пустынному шоссе, по обеим сторонам которого проявлялись контуры леса. Трудно сказать, сколько времени Кабанов упивался скоростью, но притормозил он лишь тогда, когда увидел идущего по обочине деревенского старика в пиджаке, кепке и кирзовых сапогах. Старик, услышав шум мотора, остановился и стал махать большой и расплющенной ладонью. Наверное, в утреннем тумане сверкающий, аки полированный агат, «Мерседес» представился ему или запряженной телегой, или сельским автобусом. Только так можно было объяснить необыкновенную дерзость селянина, осмелившегося махать рукой столь дорогой машине.
И тут Кабанов, которого все еще терзали неопределенные смутные желания, удивил сам себя. Он съехал на обочину и остановился. Барабаня пальцами по кожаной оплетке руля, смотрел в боковое зеркало на старика, который спешил к машине. Он шаркал тяжелыми сапогами, поднимая пыль, да все время поправлял кепку, насаживая ее покрепче на коричневый сморщенный лоб. Наконец предрассветный путник приблизился к машине, склонился перед тонированным стеклом, посмотрел на свое отражение
– Эй, дедуля, я тут! – отозвался Кабанов из другого окна.
Старичок обошел машину, отыскивая того, кто подал голос, и Кабанов успел рассмотреть его неопределенного цвета брюки и сморщенный на спине пиджак. Главное, чтобы не вымазал навозом сиденья. А коврик почистят на ближайшей автомойке. Интересно, этот ходячий этнографический экспонат осознает, рядом с какой машиной он ходит?
– До Кукушкина довезешь? – спросил старичок, пригибаясь к лицу Кабанова.
– А где это твое Кукушкино? – спросил Кабанов приветливо, с интересом рассматривая аборигена и пытаясь разглядеть в его глазах отражение этой до нелепости неправдоподобной ситуации.
– А недалеко! – как ни в чем не бывало отвечал старичок, махнув рукой в сторону леса. – Немножко проехать по большаку до Пашнева, а оттуда через ферму на Закуток, и как раз будет поворот на Кукушкино.
– А моя машина там проедет? – спросил Кабанов, делая ударение на слове «моя».
– А чего ж не проедет? Колеса ж есть, – улыбаясь наивности водителя, ответил старичок.
Нет, до него еще не доходило, какая машина снизошла к нему в этот ранний час на этой захолустной дороге. Может, он плохо видел и потому решил, что остановил трактор «Беларусь»? Или же бедность и отсталость его были столь велики, что он вообще не был способен оценить ту колоссальную роскошь, рядом с которой он вот так запросто стоял?
– Ну, садись, – разрешил Кабанов, открывая дверь.
Старичок кряхтел и втягивал голову в плечи, забираясь на сиденье. Кабанов смотрел на его грязные сапоги, сердце сжималось от жалости к безупречной чистоте порожков и коврика, но все же происходящее его забавляло намного больше, чем печалило.
– Ну как? – заботливо спрашивал он, сенсорными кнопками управляя положением сиденья. – Удобно, дедуля?
– Да ничо, – отвечал пассажир, без особого любопытства осматривая мерцающую разноцветьем приборную панель.
– Небось на такой машине даже во сне не катался?
– А чего ж не катался? – неопределенно возразил старичок.
– Ты хоть знаешь, как она называется? – допытывался Кабанов, включая вентилятор обдува салона, чтобы не так сильно пахло крепким самосадом и застарелым потом.
– А как ей еще называться? Машина, она и есть машина.
Деревня! Кабанов объяснил пассажиру, что его машина называется «Мерседес», с чем пассажир легко согласился и стал тыкать пальцем в стекло, показывая, куда надо свернуть. Другого ожидал Кабанов, когда подобрал на обочине дремучего человека. Думал, что тот почувствует себя так, как Золушка на королевском балу. Из навозной кучи – к звезде. Калиф на час. Но пассажир оказался уж слишком дремучим, как горилла, которой что клетка в зоопарке, что салон «Мерседеса» – один хрен.
Но высаживать старика не стал. Раз уж решил свеликодушничать, так надо терпеть до Кукушкина. Съехали на грунтовку. Мужичок рассказал, что вчера вечером пошел смотреть новую делянку под сенокос и заночевал у свата в Пашневе. Теперь, значит, домой направляется. Кабанов не слушал его вовсе, жизнь этого потомственного селянина была ему интересна в той же мере, как и жизнь дождевого червя.
– Кондишн, – комментировал Кабанов, напуская в салон холод поворотом ребристого колесика на панели. – Лазерный сидюшник энд дивидишник, – пояснял он, указательным пальцем отправляя в тонкую щель радужный диск. – Бортовой комп, – представлял он дядьке зеленый дисплей и нажимал при этом на светящиеся кнопки. – Показывает режимы, температуру, рассчитывает время прибытия и расход топлива…