Щит и меч «майора Зорича»
Шрифт:
А людей сюда приходило немало. Они стекались практически со всех окрестных селений, узнав, что именно здесь находится партизанский штаб. Многие просились в отряд искренне, чтобы добить фашистского зверя. Другие — просто отметиться в конце войны, а третьи — для того чтобы не смыть, а скрыть свои преступления или наплодить новых. Часть приходящих спешила сообщить о расположении вражеских засад или очередном местонахождении карателей. А иная старушка, глядишь, приносила несколько пар теплых носков или варежек, вечерами связанных в осиротелой
Приходили в Скицов и для того, чтобы разжиться харчами — либо купить, либо обменять. Так как отряд здесь основался прочно и, значит, не допускал фашистов в село, то у жителей и хлеб сохранился, и кое-какая живность.
Этим как раз и решил воспользоваться немецкий военный комендант Злате-Моравце, заслав к нам своего агента».
Однажды партизаны-разведчики доложили своему командиру о появлении в селе неизвестного в гражданском платье. Незнакомец своим поведением почему-то вызвал подозрение — на взгляд бдительных партизан, он бесцельно бродил по расположению села. Вот уж истинно благоразумная недоверчивость — мать безопасности!
В своей непонятной одиссее пришелец изредка наведывался в хаты, всё больше находился на улицах. Создавалось впечатление, что он прибыл как любознательный путешественник для ознакомления с «достопримечательностями партизанской стоянки».
Зорич приказал задержать «неизвестного туриста» и срочно доставить его в штаб.
Когда «праздно шатающегося» привели в комнату майора, то перед руководителем группы оказался ничем не примечательный человек. Мужик как мужик — среднего роста с типичным крестьянским лицом и рабочими жилистыми руками, в крестьянском одеянии, но почему-то с виновато бегающими глазами.
— С чем пришли в село? — поинтересовался Зорич.
— С добрыми намерениями!
— Интересно, а с какими, добродию? — допрашивающий неожиданно вставил по инерции чисто украинское словцо, которое как раз подходило под ситуацию.
— Купить себе небольшого кабанчика, так как немчура не только всю домашнюю живность извела, что называется, под корень, — корову, птицу, кроликов, — но и остатки хлеба забрала. Дома остались голодными дети и старики. Вот я и решил, пока осталось немного картошки и свеклы, обзавестись поросенком и дотянуть до нового урожая, — испуганно бубнил, краснея лицом, незнакомец, всё время пряча пугливые глаза.
Он явно волновался, причем настолько сильно, что его буквально трясло в ходе беседы: пальцы рук дрожали, лицо внезапно стало пунцовым, он стал заикаться.
«Что с ним? Почему он так заволновался? От природы, что ли, такой "пугливый" или тут что-то нечистое?» — подумал Зорич и ещё раз жестко и внимательно взглянул в испуганные глаза незнакомца.
Слово Святогорову:
«Всё как будто учел опытный агент: и вид довольно простецкий, и одежда соответственно, и крепкие "заскорузлые" ногти с черными-пречерными ободками, будто лишь вчера рылся в земле. Только и на старуху бывает проруха — одной "мелочи"
"За какие, мол, шиши кабанчика собираетесь купить?"
Он достает из кармана потрепанный кошелёк с засаленными и потертыми кронами, какие обычно откладываются по бедности на желанную покупку. Набралось их что-то около двухсот.
Наконец-то "приехали"! Ведь кто-кто, а местные крестьяне хорошо знали, что поросенок по тем временам стоил, по крайней мере, тысячи три-четыре. Я ему об этом напомнил…
Краснота с лица "покупателя" моментально сползла, кожа сразу же побледнела, проступили градины пота…
И агент вынужден был сознаться: прибыл сюда "ликвидировать" майора Зорича с помощью.
Но ребята, обыскивавшие пришельца, уже сами поняли, с помощью чего: они извлекли из-под подкладки пиджака микроскопическую трубочку с белым порошком, издававшим давно забытый горьковатый запах миндаля.
Сомнений не было: в крохотном пластмассовом пенале — цианистый калий».
Партизанское следствие было короткое. Разбираться во всех тонкостях его вербовки гестапо чекистам особой нужды не было. Он назвал конкретного офицера из Братиславского отдела нацистской государственной тайной полиции, который завербовал и в дальнейшем готовил его к террористической операции.
— Что же так мало денег дали тебе гестаповцы на кабанчика? — задал вопрос один из партизан.
— Дали, сколько дали, — последовал ответ.
— Что — пожадничали или обанкротились? — съязвил Зорич. — Совсем немцы перестали думать.
— Товарищ майор, да он, наверное, часть сребреников-то фашистских прикарманил, а может, потратил на спиртное в корчме — пропил прохиндей, а остальными же думал перед нами прикрыться. Ну не кабанчик же ему нужен был, а твоя, командир, жизнь, — заметил капитан Гурский.
Агента-террориста по приговору партизанского суда отправили «искать кабанчика» за такие деньги — по дешевизне — на небесах.
Разведчики понимали, что неудача фашистского агента с провалом проведения террористического акта против Зорича не на шутку разозлит гестаповцев. И они в связи с фиаско засланного, наверное же, проверенного и преданного лазутчика начнут мстить — пойдут на боевое столкновение. В буквальном смысле станут прессовать партизан, т. е. попытаются сыграть ва-банк.
Наступал новый, 1945 год.
Он источал уже приятные запахи и яркие цвета близкой победы. Это чувствовали все советские партизаны-разведчики и местные народные мстители. Они ждали и весны, и победы с нетерпением, но не пассивно, а через борьбу с ещё располагавшим немалой силой противником.
Девушки отряда — радистка Нина Чопорова, разведчицы Женя Редько, Гелена Донатова и Боришка Янакова — готовились накрыть новогодний праздничный стол. Повара умудрились кое-что приготовить вкусненькое — праздник есть праздник. И тут в штаб вбежал запыхавшийся связной.