Считать виновной
Шрифт:
– Намекаете на убийство? – рассмеялся Граффам. – Перестаньте, Тримейн. Вашего брата зарезала какая-то потаскушка. Мы оба это знаем. Опасные твари, эти шлюхи. Никогда не знаешь, что у них на уме. Ты ее послал, а она схватила нож и – дело с концом. Даже копы так считают. Так что его смерть на совести той подстилки. Мотив у нее был.
– Вы могли потерять большие деньги. Как и ваш спонсор. Ричард уже добрался до ваших банковских счетов. Он выследил вашего таинственного партнера и мог вывести вас на чистую воду.
– Но ничего этого не сделал, так ведь? Не опубликовал, например, статью. Более того, отказался от публикации – я это знаю из надежных
Ответить было нечем. Об этом же говорила и Джил: Ричард сам убрал статью из плана. И этот его поступок полностью противоречил здравому смыслу и никак не вписывался в общую картину. Почему брат отступил?
А если не отступил? Если Джил Виккери лжет?
Именно этот, последний, вариант Чейз и обдумывал, выходя из офиса Граффама и направляясь к машине. Что ему известно о Джил Виккери? Только то, что в газете она более пяти лет и что дело свое знает. Умная, стильная женщина на не слишком хорошо оплачиваемой должности. Такая могла бы найти работу и получше. Но по какой-то причине предпочла остаться в захолустной газетенке и получать смешные деньги.
Чейз планировал вернуться в Роуз-Хилл, но вместо этого поехал в «Геральд».
В редакции он застал только двоих: прилипшего к компьютеру практиканта и склонившегося над столом верстальщика. Чейз прошел мимо, поднялся в кабинет Ричарда и направился к картотечному шкафу.
Личное дело Джил Виккери отыскалось на положенном месте. Чейз сел за стол и открыл папку.
Аккуратно напечатанное резюме поместилось на трех страничках – фамилии, места учебы и работы, звания и должности. Колледж Боудена, 1977, бакалавр искусств. Колумбийский университет, 1979, магистр. «Сан-Франциско кроникл», городские новости. «Сан-Диего юнион», репортер отдела новостей. «Сан-Хосе таймс», полицейский репортер. «Портленд пресс геральд», редактор.
Солидный послужной список.
Так почему же ее занесло сюда?
Что-то в этом резюме было не так. Что-то цепляло глаз. Чейз снял трубку телефона и набрал номер «Портленд пресс геральд», места ее предыдущей работы. Женщина, занимавшая теперь должность редактора, смутно помнила Джил Виккери, но не более того – все-таки времени прошло немало.
Он позвонил в «Сан-Хосе таймс». Ответ прозвучал неуверенно, сотрудник, на которого попал Чейз, обратился за помощью к коллегам – помнит ли кто некую Джил Виккери, работавшую у них семь лет назад? Кто-то спросил, не та ли эта Джил, которая работала полицейским репортером. Чейз повесил трубку. Хватит?
И все-таки что-то в резюме не давало покоя.
Репортер отдела новостей. «Сан-Диего юнион». Какая-то бессмыслица. Зачем менять хорошее место в Сан-Франциско на столь непрестижную должность?
Чейз набрал номер «Сан-Диего юнион». Никакая Джил Виккери никогда у них не работала.
Сан-Франциско – то же самое.
Половина резюме – фальшивка. Но для чего был нужен подлог? Только ли для того, чтобы придать себе веса в глазах потенциального работодателя? Если так, то чем она занималась восемь лет от окончания колледжа до прихода в «Сан-Хосе таймс»?
Он снова потянулся к телефону. И на этот раз позвонил в Колумбийский университет, на отделение журналистики. Много ли студентов могли получить степень магистра в указанный год? И скольких из них звали Джил?
В 1979-м, ответили ему, таковых была всего одна. Но не Джил Виккери, а Джил Уэсткот.
Снова звонок в «Сан-Диего юнион». Теперь Чейза интересовала Джил Уэсткот. Ее вспомнили. И даже пообещали переслать кое-что факсом.
Через несколько минут машина ожила и неохотно извергла из себя лист с фотографией Джил Уэсткот, ныне называвшей себя Джил Виккери. На той же странице поместилась история безжалостного, хладнокровного убийства.
За окном догорал еще один летний день. Усталая, Миранда сидела посредине комнаты. Всю вторую половину дня она провела в ванной и двух спальнях, где просмотрела все, что только было можно. Безрезультатно. Ничего существенного не обнаружилось, только несколько квитанций, старых магазинных чеков, десятилетней давности открытка из Испании и еще одна записка, подписанная М.
Я уже не та беспомощная пустышка, какой была когда-то. Я могу прекрасно жить без тебя. И буду так жить. Мне не нужна твоя жалость. Я не такая, как другие, как те безмозглые дурочки. Одного не понимаю: что привлекает тебя в них? Пышная плоть? Тупое обожание в глазах? Но оно ничего не значит. Это пустая, животная привязанность. Если бы не твои деньги, эти красотки и не взглянули бы на тебя. Только мне наплевать, есть у тебя что-то в банке или нет. И вот теперь ты потерял меня.
Миранда читала, и горечь, отчаяние, боль незнакомой женщины, сквозившие в каждой строчке письма, как будто передавались ей. Она положила записку в ящик, под шелковое женское белье.
Пока Миранда приводила спальню в порядок, день незаметно соскользнул в сумерки. Включать лампу она не стала. Полумрак ложился мягким покрывалом, за открытым окном стрекотали цикады. С поля тянуло характерным запахом вечера – запахом остывающих трав и морского тумана. Миранда подошла к креслу у окна, села поудобнее и закрыла глаза. Сколько сомнений, тревог и бед свалилось на ее плечи. И даже редкие моменты несмелой радости омрачала нависшая черной тучей перспектива оказаться в тюрьме. В эти последние дни бывали минуты, когда ей почти удавалось отогнать тяжелые мысли, но в часы тишины, оставаясь наедине со своими страхами, она повсюду видела тюремные решетки. Какой срок мне назначат? Сколько лет дадут? Десять? Двадцать? Или больше?
Лучше умереть.
Внизу тихонько скрипнула, открываясь, сетчатая дверь.
Миранда подняла голову:
– Чейз? Это вы?
Тишина.
Она встала. Подошла к лестнице.
– Чейз?
Дверь также тихонько закрылась. И снова тишина, нарушаемая только далеким стрекотом цикад.
Миранда машинально потянулась к выключателю, но вовремя остановилась. Темнота – ее друг. Темнота скроет и защитит.
Она попятилась от ступенек. Прижалась спиной к стене. Прислушалась. С первого этажа – ни звука. В груди гулко ухало. Ладони повлажнели от липкого пота. Нервы царапал страх.
И вот – шаги. В кухне. Воображение мгновенно нарисовало картину: шкафчик… ящик… ножи…
Дыхание обрывалось. Миранда еще дальше отступила от лестницы. Мысли метались в поисках выхода. Куда бежать? Наверху – две спальни и ванная. На всех окнах сетки. Хватит ли времени?
Снова шаги внизу. Незнакомец вышел из кухни. И направился к лестнице.
Миранда метнулась в спальню. В темноте налетела на тумбочку. Лампа пошатнулась и свалилась. Боже, я выдала себя. Теперь он знает, где меня искать.