Считай звёзды

Paprika Fox

— Вкусно, — по большей части веду себя подобным образом, чтобы улыбнулся Остин. Он выполняет желанное, но всё так же сдержанно. Сам к своему кофе не прикасается. Опять опускает глаза.

Всё, достаточно.

Мое выражение принимает серьезность, ставлю кружку на стол, сжав ее ладонями, и наблюдаю за шоколадной массой:

— Когда ты последний раз был у неё? — поднимаю взгляд, не поражаясь своему попаданию в точку. За эти года слишком хорошо изучила Остина.

Парень сразу сжимается, даже грубеет внешне, когда речь заходит о ней. Если бы на моем месте был Робб, он бы послал друга, но со мной пытается

сдерживаться. Тем более, спрашиваю без укора в голосе, аккуратно.

Начинает нервно дергать пальцами, стуча по кружке, вновь вздох и томный выдох. Взгляд в стол, будто с виной. Так не пойдет. Молча делаю крупный глоток, не желая расставаться с горячим напитком, и громко ставлю его на поверхность стола, поднявшись со стула. Остин со смятением вскидывает голову, даже успевает сбивчиво шепнуть просьбу не уходить.

— Поехали к ней, — натягиваю ремни рюкзака, улыбаясь. — Как-то нехорошо. У неё же сегодня день рождения, — каждое слово произношу с осторожностью, заранее продумывая реакцию со стороны друга. Он секунды смотрит на меня, затем на кружки с напитками, но в итоге встает, лениво вынув из кармана связку ключей. Молчит. Понимаю. Не стану выводить его на разговор. Лишь слабо растягиваю губы, дав понять, что всё нормально, и беру его под руку, поведя через зал к дверям.

Не знаю, как остальные, но я часто сопровождаю Остина в больницу. Конечно, могу предположить, что мне просто повезло узнать больше, чем Роббу и Агнесс, но это не делает их никудышными друзьями. Сам по себе Остин — скрытный. Он может улыбаться, может вести себя дружелюбно или быть настоящим агрессивным придурком, но есть вещи, о которых даже эмоционально сильные умалчивают, ведь это их потенциальные слабости. Я всегда знала об этой стороне парня, думаю, это и есть одна из причин, почему постоянно предпринимаю попытки оправдать его поведение. Видимо, я слишком преданный друг. Возможно, это моя хорошая черта, кто знает.

В любом случае, Остин бы не поехал сюда в одиночку.

От одного вида бледных голубых стен у него мрачнеет лицо, а взгляд становится холодным. Запах медикаментов прорывает ноздри, оседая привкусом лекарств на языке. Мне самой некомфортно от гробовой тишины, царящей на каждом этаже. Нас проводит стройная медсестра в белой, облегающей ее тело форме. Стук ее невысоких каблучков раздражает. Мы следуем за ней, не переглядываясь. С каждым шагом приближения тяжесть сильнее давит на легкие. Подходим к белой двери, девушка открывает карточкой, пропуская нас внутрь, при этом приторно улыбается, словно змея с лисьим взглядом.

Мне приходится подтолкнуть парня, чтобы тот переступил порог. Медсестра закрывает дверь. Палата большая, стены не отличаются яркостью. Они голые, холодные, бледные. Комод у стены, тумба у кровати, ваза давно без цветов. Плотно задвинутые шторы балкона. Стоит полумрак. Тиканье больничных аппаратов вызывает нервный тик. Вижу, как Остин грызет губу, стуча пальцами по своему бедру. Хочу усмирить его несобранность, коснувшись ладони, но парень резко дергает рукой вверх, потирая губы:

— Я… — заикается, качнув головой, и стреляет немного злым взглядом на меня, словно обвиняя в том, что заставила прийти сюда. — Я хочу подышать, — как же сдержанно продавливает. Громкими шагами стремится к балкону, не смотрит на кровать, спешно покинув

душное помещение. Шторы начинают подниматься под давлением ветра. Стою на месте, какое-то время молча опустив опечаленный взгляд в сверкающий пол. И тяжело вздыхаю.

Не буду его торопить.

Поднимаю голову, взглянув на белую, как снег женщину, лежащую на кровати. Она подключена к аппарату питания и подачи кислорода. Цепкие провода следят за ритмом сердца. Худая, истощенная, с заметно усилившейся сединой в тонких, выпадающих волосах. Впалые щеки. Серого оттенка круги под мягко закрытыми веками глаз.

Когда я перевелась, она уже сильно болела.

Снимаю с плеч рюкзак, положив на кресло, и двигаюсь к стене у двери, включая свет. Толком не успела познакомиться с матерью Остина. Когда приходила к нему домой, то женщина либо спала, либо служанки помогали ей принимать ванну.

Вешаю ветровку на крючок, собрав рукава зеленого свитера в локтях, и встаю у раковины, начав мыть ладони. Однажды мне удалось застать ее. Летом сиделка вывела ее на задний двор. Она передвигалась исключительно в инвалидном кресле. Тогда впервые увидела их взаимодействие с Остином. Женщина улыбалась так слабо, но в этой улыбке было куда больше чувств, чем в ином другом проявлении тепла и любви. Она постоянно проводила ладонью по его волосам, затем задорно дергала кончик носа. Когда ей становилось хуже, Остин поддерживал ее руку, дабы мама справилась с данной деятельностью. Именно некая скромная любовь заставила меня, будучи ребенком, сравнить ее с моей матерью, которую на тот момент я уже не видела долгое время.

Странно чувствовать тепло к человеку, которого видел лишь раз. Но мать Остина почему-то вызывает во мне ощущение родства. Скорее всего, это из-за недостатка присутствия в моей жизни мамы. Глупо, наверное хвататься за всё, что напоминает мне о ней. Одна из моих серьезных ошибок по этой причине была допущена с О’Брайеном. Видимо, я так нуждалась в каком-то проявлении любви, что наивно предположила, что этот тип может дать мне желанное, заменить мать, заполнить ту часть в груди, отведенную для нее. Но, повторюсь. Это был самый серьезный и тяжелый проступок. Горько, но опыт на то и является опытом, чтобы на нем учиться.

Даже, если из-за него тебе жутко отвратно внутри.

Вытираю ладони, подхожу к кровати. Считается, что люди, пребывающие в состоянии комы, всё прекрасно слышат. Так это или нет, мне все равно. Я постоянно говорю.

— Добрый день, — улыбаюсь, поправляя ее одеяло, чтобы укрыть плечи от холода. — Знаю, что уже много раз отмечала, но ваш сын редкостный идиот, — ставлю ровно пустую вазу на тумбе. — Даже цветы не приносит, — поглядываю на бездвижное лицо женщины. — Хотя да, к чему они вам, вы больше шоколад любили, он говорил как-то.

Оглядываюсь на балкон, немного переживая за Остина, поэтому оставляю его мать, выходя на морозный воздух, тут же пустив пар. Складываю руки на груди, переступив порог, и прикрываю дверь, уставившись на друга, который редко это делает. Курит. Максимум трижды видела его с сигаретой в руках. Остин бросает на меня короткий взгляд, после чего вновь опирается локтями на красивую перегородку, взглядом исследуя город впереди. Шумно. Больница Хенгтон расположена ближе к лесу. Это оздоровительный комплекс. Стоит недешево.