Считай звёзды
Шрифт:
Это ненормально. Черт, мы же взрослые люди, какого хрена вообще происходит?!
— Эй! — отпираюсь, пытаясь вырвать руки, но парень уверенно тащит меня к входной двери, имея возможность сдерживать одной рукой. Открывает, пихая меня за порог, о который спотыкаюсь, и разворачиваюсь, чтобы рвануть в дом, но наконец привычный страх перед агрессором лишает той самой уверенности, и здравый смысл предательски возвращается, не вовремя напомнив о возможностях О’Брайена. Который вне себя. Он даже не смотрит на меня, перехватывая локоть, и грубо тащит за собой к деревянному причалу.
— Эй! — я упираюсь ногами во влажную после ночи траву, пытаюсь присесть,
— Что ты делаешь?! — ругаюсь, пытаясь разжать его пальцы. — Отпусти! — пугает то, куда он ведет меня. Ногами топаю по причалу, понимая, что это уже не смешно, и по вине новой волны страха тон моего голоса сменяется жалким писком:
— Нет, стой, — да, я прошу его остановиться, но Дилан только сжимает губы, повернувшись, чтобы взять меня под руки, а я всячески пытаюсь рвануть назад, не дать ему возможности оторвать мои ноги от деревянной поверхности, что хрустит под нашим давлением.
— Стой, стой, — пищу, рвусь прочь, даже пытаюсь вновь опуститься на колени, но О’Брайен не произносит ни слова, когда грубо «отдирает» меня от досок, заставив кричать:
— Не надо! — так больно пальцы сжимают кожу под руками, что не удается нормально вдохнуть и закричать. Только делаю судорожный вдох перед потерей в невесомости, не успеваю осознать, как он отбрасывает меня в сторону воды, спиной вниз. Больно плюхаюсь о поверхность, тут же охваченная паникой начинаю дергать руками и ногами, чтобы как-то сменить положение тела. Ледяная вода. Темная. Боюсь даже распахнуть веки, чтобы ориентироваться, куда стоит стремиться, где это бледное небо. Беспомощно.
Слава Богу, рядом с причалом мелководье, и мне удается быстро найти ногами песок, а руками схватиться за деревянную ножку. Наглоталась воды. Выныриваю с громким вдохом, прерывающийся на кашель. Еле открываю глаза, внутри которых щиплет от попавшей под веки воды. В носу закололо. Давлюсь, прочищая больное горло, голень правой ноги сводит, а кожа покрывается мурашками при встрече с вроде как легким ветром.
Быстро дышу, широко распахнутыми глазами смотрю перед собой, ногтями цепляясь за край причала. Трясусь больше не от холода, а именно от ужаса перед водной стихией. Волосы липнут к щекам, одежда неприятно покрывает кожу. Стучу зубами, медленно подняв взгляд на Дилана, который сует все ещё дрожащие от напряжения ладони в карманы. Смотрит на меня, не следя за дыханием.
Ледяная вода остужает пыл. Больше никакой злости, что была бы верным помощником в сохранении равнодушия перед противником. Не знаю, насколько затягивается наше молчание, но ясным становится одно — он будет ждать, что я сорвусь первой. Думает, у меня мало терпения? Черт возьми, жизнь под одной крышей с моим отцом на автомате учит тебя терпеть и молчать, так что пошел ты, О’Брайен. Такой мелочью меня не поломать.
Еще секунда пустого надсмотра со стороны парня, полного раздражающей надменности. Знаю, что ему нравится ощущать себя «победителем», поэтому так долго наблюдает за моими попытками крепче ухватиться за причал. Достаточно для удовлетворения эго? Да, так что О’Брайен разворачивается, как ни в чем ни бывало, уходит на берег. Искоса слежу за ним, стиснув зубы, чтобы не обругать вслух. Постараюсь больше не падать настолько низко. Не опускаться до его уровня, а это тяжело, когда иной способ контакта не выходит.
Парень
Зла моего на этого типа вряд ли хватит.
Без желания идти домой провалялась на траве около получаса. Бледное небо хоть и прячет от меня солнце, но дарит какое-то тепло, так что согреваюсь, вот только в момент сильного дуновения ветра вся скукоживаюсь, начав потирать плечи.
Проверяю состояние телефона. Экран вроде реагирует на прикосновения пальцев, может, ему удалось пережить купание? Надеюсь, через неделю не решит уйти на покой.
Думаю, взрослые уже проснулись, так что не успеваю выпить утренний чай в одиночестве, но от кружки горячего не откажусь. Встаю, босиком бредя к дому, и ушами уже улавливаю голоса Лиллиан и отца. Тяну на себя дверь, тут же проверив внешний вид в зеркале. Выгляжу так, будто просто вышла прогуляться после душа, хотя, если потрогать одежду, то тут же усомнишься в этом варианте объяснения. Ткань сырая и холодная. Хочу миновать кухню, но вспоминаю про осколки вазы, поэтому разворачиваюсь, меняя курс направления. Подхожу к порогу, наблюдая за тем, как Лиллиан раскладывает завтрак на тарелки, при этом не выглядит так, словно ей это тяжело, наоборот, как я понимаю, женщина довольно хозяйственная. Но вот отцу совсем не нравится видеть, как его любимая девушка «надрывается». Знаю, не хочет, чтобы она сбежала от него, посчитав, что мужчине нужна лишь домохозяйка.
Отец читает распечатки своей главы, ручкой правя ошибки или просто меняя некоторые предложения. Взглядом цепляется за меня, подняв брови, будто намекая на свое недовольство по поводу занятости Лиллиан, а женщина стоит у стола, разговаривая с Диланом. И тот ковыряет вилкой омлет, опуская взгляд, еле заметно улыбается, а после шепота матери поднимает глаза, уже шире растянув губы.
— Райли, садись, — Лиллиан довольно кивает на стол. — Меня наконец подпустили к плите, — смеется. Кажется, у неё всегда хорошее настроение. Приятно видеть такого позитивного человека, даже странно, что она — мать Дилана. Хотя, быть может, парень полностью пошел в отца, с которым я не знакома, но наличие синяков на теле женщины вполне четко характеризует его, как личность.
— Спасибо, — благодарю, делая медленные шаги к столу, пока взглядом ищу осколки. Ваза раскололась на две части, можно без труда склеить. В груди ускоряет биение сердце, но ему приходит успокоение, когда внимание останавливается на урне. Вижу части вазы, поэтому неаккуратно убираю влажные волосы за уши, приседая, и начинаю осторожно вынимать крупные осколки.
— Откуда это? — не знаю, как отец замечает, сижу ведь к нему спиной.
— Стояла в маминой комнате, — отвечаю, поднимаясь, когда все три осколка оказываются в руках.
— Выбрось, — мужчина перебирает листы с черновым вариантом текста, а я оглядываюсь, хмуря брови:
— Да нет, тут еще не всё так плохо, — изучаю части вазы. — Можно склеить.
— Это старое барахло, выбрось, — с терпением повторяет отец, но не могу даже подумать о том, чтобы выкинуть мамину любимую вещь, так что продолжаю защищаться:
— Это мамина, — знаю, что за оправдание не сойдет, но для меня это весомый аргумент. Для отца — вряд ли. Он не особо любит вещи, которые принадлежат маме, думаю, всё дело в тяжелом расставании. Но это не повод выкидывать что-то без её разрешения.