Считай звёзды
Шрифт:
— Почему белье еще здесь? — всеми силами сдерживаю проявление недовольства во взгляде, иначе сейчас начнется: «Что за выражение? Тебя что-то не устраивает? Я тебя содержу», — не хочу опять это выслушивать. Каждый раз приходилось выслушивать его мнение по поводу моего увлечения. Что в этом удивительного? Моя мать имела к этому страсть, так что странного нет в том, что мне передалась тяга к музыке. С детства меня окружали музыкальные игрушки, было ясно, к чему лежит моя душа, так какого черта я каждый раз выслушиваю одно и то же? У меня нет таланта? А кто постоянно запрещает мне развиваться в этом направлении? Мои родители — творческие люди. И я чувствую себя каким-то отсталым человеком, потому что при наличии таких талантов рядом, сама ничего не
— Сегодня обещали дождь, так что разберись с бельем, — дает указание. Тихо выдыхаю обиду через нос, терпеливо кивнув головой:
— Хорошо.
— Не трать впустую время, займись чем-то полезным, — такое ощущение, что у мужчины нет границ. Он начинает давить и будет продолжать до тех пор, пока я сама не отойду подальше. Лиллиан громко вздыхает, качая головой, и движения её руки больше не плавные. Кисточка сильно давит на поверхность холста, резко вырисовывая линии.
По какой-то причине, поворачиваю голову, все-таки взглянув на отца. Тот смотрит на меня. Сердито. В ответ получает мое внешнее спокойствие. Опускаю руки вдоль тела, отворачиваюсь, тяжелым шагом спускаясь на влажную траву. В горах гремит. Небо в той стороне намного темнее.
Резкими движениями снимаю белье, бросая в оставленные под деревом корзины. Предполагаю, мне никто не поможет с глажкой.
***
Перед грозой наступает духота. Ни ветра, ни накрапывающего мелкого дождя, только замерший воздух, жаркий. Кажется, его вовсе нет, и дышать становится трудно. Гладить столько белья в такое время — тяжело, но Райли разбирается с двумя корзинками, после чего не выдерживает духоты, поспешив из гостиной на кухню, чтобы немного умыть лицо прохладной водой. И без того пробивает жар и пот, а тут еще приходится работать с утюгом. Девушка принимает мысль, что чертовски ненавидит глажку. Ладно еще готовка или мытье полов, но от вида огромных пододеяльников и простыней уже тошнит. К слову, чувство это оседает у основания горла, заставляя постоянно замирать с утюгом в руках и с опаской ждать, что вот-вот начнет давление толкать рвоту наружу. Подобного не происходит, отчего состояние становится еще невыносимее. Намного легче после очищения, а ходить с этой тяжестью в груди, сводящим с ума желудок, совсем не просто.
На кухне распахнуто окно, но ветра всё равно нет, так что толку от этого никакого. Райли проводит пальцами по горячему лбу, смахивая капли пота, и включает кран, окуная лицо в ладони, наполнив те водой. Немного легче, но дышать всё равно нечем. В кармане гремит баночка витаминов. Девушка громко дышит, чтобы ослабить чувство тошноты, и наливает в стакан водички. Лучше ничего не глотать, но витамины она примет. Вдруг поможет иммунитету?
«Фу! Горько, мам».
Девушка бросает взгляд на холодильник, пока выпивает еще немного воды из стакана, по которому стучит короткими ноготками. Опускает задумчивый взгляд, недолго находится без движений. Короткими шагами приближается к гремящему аппарату, открывает дверцу, выпустив на себя холод, что приятно обволакивает её влажное тело. Смотрит на продукты, изучая каждую полку, пока не находит прозрачную пластмассовую упаковку с темно-оранжевым густым содержанием. Стакан тихо ставит на столешницу, пока другой рукой берет мёд. Уже ощущает эту неприятную горечь на языке, но внешне остается равнодушно-усталой, пока отходит к столу, ногой закрыв дверцу. Рассматривает ярко-красную крышку, после чего открывает, взглядом изучая субстанцию внутри. Сладко-горьковатый аромат доносится до носа, заставив сморщиться.
«У тебя слабый иммунитет».
Сглатывает с неприятным чувством в горле. Вновь жжение, при котором стенки глотки неясным образом сжимаются, мешая глотать и дышать. Ощущение грусти, ностальгии оседает комком на сердце, и только по этой причине глаза начинают слезиться. Райли шмыгает носом, пока белки под веками краснеют, заливаясь соленой жидкостью.
Ей
Дыхание преследуется судорогой, дрожь в коленях возвращается, а пальцы вообще не способны держать чайную ложку, которую девушка опускает в мёд, немного зачерпнув.
«И вкусно, и полезно».
Тихо мычит, поднося ложку к дрожащим губам, не позволяет себе громко шмыгнуть. Теперь в горле болит не от простуды. Это иное ощущение, будто внутри пульсирующий вакуум, но Райли понимает, что на её эмоции болезненно реагирует щитовидная железа.
Горько. Не вкусно. Девушка морщится, сунув ложку мёда в рот, и сжимает её губами, прикрыв веки. Громко дышит.
За окном сверкает молния. Небо черное, как ночью. И после грома, что содрогает поверхность земли под ногами, наконец слышен вой резко ударившего со стороны окна ветра. И начинает моросить дождь. Сначала мелкий, затем сильнее и сильнее. Райли продолжает с судорогой глотать горькость, от которой щиплет в горле, смотрит в сторону окна, получая хоть какое-то наслаждение от прохлады. Хвойные деревья с тонкими стволами начинает качать из стороны в сторону. Капли дождя напоминают волны воды, обрушивающиеся на лес. Небо не затихает. Гром и молнии следуют друг за другом. Стены дома трещат, Райли может слышать, как на верхних этажах стучат оконные ставни. От такой бури мерцает лампочка, и девушка никак не реагирует, когда свет гаснет. Причем во всем доме. Это нормальная реакция на непогоду. Рубильник переключается, дабы избежать возможного возгорания.
И в темноте дышать куда спокойнее.
***
Четверг
Мне не сразу удается понять, что происходит. Голова тяжелая, а после сна так вообще отказывается воспринимать наличие мыслей внутри. Просто дайте мне вновь пропасть в мире грёз, ведь в состоянии сна намного легче переносить болезнь, к тому же очень часто он помогает мне выздороветь.
Уйти в сон далось с трудом, поэтому я крайне озадачена тем, что тяжелая рука выдергивает меня из него. Могу слышать, как капли уже спокойного дождя звонко колотят по железному подоконнику, слышу, как светлые шторы гоняет ветер, но всё еще не соображаю, что происходит.
— Райли, — голос отца?
Щелчок — и свет лампы на тумбе врезается в мои больные глаза, заставив жмуриться и тереть веки.
— Райли, — отец осторожно трясет меня за плечо, заставив оторвать голову от подушки и приподняться на локте. Еле справляюсь со смазанным зрением, концентрируя его на лице мужчины, что выглядит очень обеспокоенно.
— Пап? — еле дышу забитым носом. — Что такое? — шепот хриплый, больно говорить.
— Ты можешь съездить в магазин? Тот самый, круглосуточный, — отец вроде гладит мое плечо, но это больше напоминает потрясывание, оберегающее меня от упадка в сон.
— Что? — думаю, что мне кажется, но мужчина повторяет четко:
— У Лиллиан поднялась температура, — даже тон голоса волнительно скачет, заставляя меня хмуриться.
Стоп. Серьезно?
— Думаю, она вчера простыла, — объясняет, явно считая, что мой мозг способен нормально обрабатывать слова спустя минуту после пробуждения.
Не знаю, как реагировать на просьбу. Сощуренный взгляд скачет с часиков на тумбе на лицо отца. Час ночи. Час ночи, пап.
— Но… — кашляю, еле соображая. — Я не умею водить, — напоминаю, вовсе вынудив себя присесть на кровати. Спутанные волосы греют щеки и открытый участок плеч.
— Но ты знаешь дорогу, — мужчина убирает руку. — А у Дилана есть права.
Прекращаю чесать щеку пальцами, медленно переводя внимание с отца на открытую дверь. Вижу, как явно сонный парень прижимается щекой к арке двери, держа веки закрытыми. Моргаю, думаю, добиваясь полного освобождения ото сна, и дергаю головой, чтобы отрицательно качнуть ею:
— Пап, я…
— Пожалуйста, Райли. У нас нет даже жаропонижающего.
Эм, да, пап, я в курсе. Я сама их искала.
Немного задевает и разочаровывает, что ради Лиллиан он поднимает весь дом, а, узнав о моем дурном самочувствии, просто желает скорее поправиться.