Считай звёзды
Шрифт:
— Митчелл, он… — женщина моргает. — Он так заботится о нас, поэтому, думаю, мы должны остаться здесь. Он не такой, как…
— Все они, — О’Брайен процеживает, чувствуя, как последние капли наполняют его, лишая контроля. Вчера его пристыдили, сказали то, что не должно было быть озвучено. И сейчас ему так охота посидеть в тишине, мать вашу, но нет, давайте поговорим о святом Митчелле, который творит добро для таких, как они, гребаный…
— Он не бьет нас, он защищает нас, — Лиллиан стоит горой за своего мужчину. — Я не помню, чтобы хоть один из… — мнется. — Тех, заботился обо
— Ты сейчас шутишь? — парень глотает ком в глотке. Смотрит в упор на мать, теряя контроль над сердцем, что сдается, начав безумно ныть, словно что-то ковыряет его изнутри.
— Скажи, — с придыханием и с красными белками глаз. — Что ты шутишь, — требует. Лиллиан теряется, замечая, как дрожат руки её сына:
— Что с тобой? — хмурит брови. — Я говорю правду, Дилан. Попытайся вспомнить: никто обо мне так не заботился, как Митчелл, — теплая улыбка на устах. — Он любит меня.
О’Брайен отдергивает руку, ладонями накрыв лицо, и дышит, шепча:
— Господи… — запускает пальцы в волосы, начав мямлить под нос. Его грань. Прямо сейчас он упадет с края, и произойдет взрыв, который ему удалось сдержать вчера.
— Боже, — моргает, борясь с горячей пеленой жидкости в глазах. Вскакивает со стула, игнорируя мать, пытающуюся доказать что-то сыну.
— Никто? — он не может привести в покой руки. Пальцами дергает кофту, дергает футболку, даже кожу лица щипает, вызывая покраснения, словно желает привести себя в чувства. Не может стоять на месте, перешагивает с ноги на ногу, смотря на женщину, а на её лице полное наивное непонимание.
— Никто не заботился, никто… — он задыхается, указывая на неё пальцем. Ему необходимо остановиться. Иначе — взрыв.
Лиллиан с тревогой смотрит на него, но в её глазах всё та же озадаченность.
Дилан давится слюной. Всё смешивается. Всё то, что он давно держит в себе. Слова Остина лишь толкнули к краю, но мать… Она пихает его в пропасть. Но не понимает.
— Знаешь, — еле сдерживает тон голоса, но всё равно запинается, заикается, Дилан просто не способен прямо сейчас натянуть маску, которая так мастерски представляла его образ, как человека перед Лиллиан. А ведь она правда считает сына таким: черствым, бесчувственным и невоспитанным. Поэтому женщина сбита с толку:
— Что с тобой? — хмурит брови. — Успокойся.
О’Брайен ставит руки на талию, отворачивает голову, вскинув лицо, чтобы уставиться в потолок. Дышит. Опускает. Смотрит на мать:
— Знаешь, я… — пускает смешок, прервав сам себя. — Знаешь, пошла ты, — всё! Пошла ты! Он переходит грань.
— Дил… — Лиллиан встает со стула, но вряд ли поспеет за сыном, который толкает двери, что с грохотом бьются о стены. Быстро дышит. Поднимается на второй этаж. Взгляд упирается в пол. А в нем столько чертовой паники, столько потерянности, ведь происходит то, чего парень опасается больше всего.
Смысл потерян. Его нет. И тянет смеяться в голос, потому что О’Брайен не знает. Он не знает, что делает, действует на автомате, даже не обдумывает. Ему нужно что-то… Нет, ему ничего не нужно. Хватит. Всё это дерьмо.
Запястья ноют, старые шрамы будто гноятся от заражения. Хватит. Хватит, черт возьми.
Дилан задыхается, спешит к ванной комнате, чтобы… Чтобы, что? Там есть… Там есть то, что ему нужно. Прямо сейчас. Неважно, как глубоко, неважно, насколько опасно, ему нужно это.
Его мать счастлива, отлично, но он, блять, не является одним из составляющих этого гребаного счастья. Так, в чем смыл?
Нет смысла — нет жизни.
Нет. Жизни.
К черту. Им двигают эмоции. Это ошибка. Нельзя поддаваться эмоциям.
Трясется, холодный пот стекает по вискам. Сердце, оно предает его. Черт, пускай оно само разорвется, освободив его от необходимости разбираться самостоятельно.
Это всё… Дилан хочет, чтобы всё закончилось.
Сжимает ручку двери. Дергает на себя — не поддается. Злость охватывает. И повторное грубое движение что-то ломает в механизме защиты ванной комнаты. Парень раскрывает дверь, но застывает на пороге, наступив на со звоном упавшую щеколду.
Райли стоит у раковины, немного напугано смотрит на парня. Замирает. Руками держит волосы, в зубах резинку. Взгляд осторожно опускает на щеколду, а губы приоткрывает. Вновь на лицо Дилана. Тот на неё. Молчание, разбавляемое его тяжелым, хриплым дыханием.
… «Эй», — девушка еле соображает из-за непривычки к алкоголю. И, хоть она выпила довольно мало, её всё равно шатает. Рукой касается его плеча, сосредоточив взгляд на лице: «Ты в порядке?»
— Ты в порядке? — девушка шепчет, на большее у неё не хватит мужества. Словно громкий голос может вызвать непонятный взрыв со стороны парня, который сглатывает, но не справляется с комком в глотке. Делает шаг назад, заморгав. Как вчера. Опускает внимание ниже, чтобы не видеть Райли, и продолжает отступать. Янг-Финчер отпускает волосы, выдернув резинку из зубов:
— Эй, — хмурит брови. — У тебя опять что-то болит?
За край, Дилан. Выходи за край.
Но он ступает назад, от той самой грани. Отворачивается, осторожно прикрыв за собой дверь. Сил никаких. Произошел внутренний сбой. Парень шел с определенной целью, его не могло ничего остановить, но тут всё оборвалось. В один миг в груди образовалась пустота.
И О’Брайен шаркает к комнате, прислушиваясь исключительно к своему дыханию. Концентрирует на нем внимание, закрываясь от собственного мира, полного жутких мыслей.
Слышит, как за спиной скрипит дверь ванной, но не оглядывается. Лишь скорее переступает порог комнаты, оказываясь в помещении один. Опять, в холодной тишине. Взгляд выше не поднимает, пока подходит к кровати, без сил сев на край. Опускает влажное лицо в ладони.
Дыши.
Уходи от края.
Ты молодец. Ты справляешься.
Из-под подушки вынимает тетрадь, открывает, сжав карандаш. Смотрит на измалеванные листы, надавливая кончиком пишущего предмета на лист. Нажим с особой силой. Рука трясется. Водит. Сильнее давит, сжимая губы. Дыхание сбивается. С паническим чувством пустоты и злости измывается над листом, делая его чернее.