Сципион Африканский
Шрифт:
Он отказался от всех наград и знаков отличия. Он облачился в тогу мирного гражданина, которую не надевал уже столько лет. Он снова сидел на скамье рядом с прочими сенаторами. Он стал обычным человеком. Отцы с изумлением увидели, что не пытается он апеллировать к своим ветеранам, не заигрывает с народом, не проводит популярных законов, не стремится на войну, чтобы увенчать себя новыми лаврами, более того — он почти не выступает в сенате. Он без борьбы отказался от своего могущества и от всех заманчивых даров, которые сулила ему судьба.
«Изумление наше перед необычайным величием души этого человека станет еще больше, когда мы взглянем на его жизнь, — пишет Полибий. — Кроме замирения Иберии, он сокрушил могущество Карфагена, покорив власти родного города наибольшую и самую
98
Это случилось много лет спустя после описываемых событий. См. главу III.
В 199 году до н. э. Публий Корнелий был выбран цензором. Это высшая римская магистратура, и она является как бы последней ступенью общественной лестницы. Цензор должен был иметь политический опыт, но главное, что от него требовалось, — это строгая честность. «Эта должность считается самой высокой из всех и облекает огромной властью» ( Plut. Paul., 38). Собственно цензор проводил перепись населения и определял имущественный ценз каждого гражданина. Но при этом он мог карать преступления, против которых закон бессилен: предательство, ложь, трусость, разврат. Римляне не считали возможным наказывать таких людей изгнанием или штрафом, но не желали, чтобы недостойные люди ими управляли. Вот почему цензор мог удалить любого человека из сената или исключить из сословия всадников. Он стоял посреди Форума на постаменте храма Кастора, и перед ним один за другим проходили все граждане Рима, а народ смотрел, затаив дыхание. И вот цензор спокойным ясным голосом говорил, обращаясь к какому-нибудь именитейшему гражданину: «Останови коня, Марк Клавдий!» И среди полнейшей тишины строго и веско перечислял его вины. Иногда дело ограничивалось лишь строгим замечанием. Но такое замечание считалось величайшим позором для римлянина.
Строга и сурова была власть цензора. Эмилиан, изысканнейший поклонник изящных искусств, будучи цензором, исключил из трибы центуриона, который двадцать шесть лет тому назад не участвовал в одной битве. Он же закрыл школу танцев, показавшихся ему не соответствующими римской строгости ( Cic. De or., II, 272; Macrob. Sat., III, 14 , 7). Строг был и цензор Гракх, честнейший гражданин Рима. Один из сенаторов с восхищением вспоминал, что, когда этот суровый муж возвращался вечером домой, граждане тушили у себя свет, чтобы он не подумал, что они слишком много времени уделяют вину и веселым беседам ( Plut. Ti. Gracch., 14). [99]
99
Оба они принадлежали к семье Публия: Эмилиан — по усыновлению внук Сципиона, Гракх — его зять.
К сожалению, не всегда цензоры бывали столь безупречно честны. Так, несколько лет назад весь Рим поразило скандальное поведение цензоров Клавдия Нерона и Ливия Салинатора, которые ненавидели друг друга настолько, что, забыв всякие приличия, отняли друг у друга коней.
Конечно, никто не стал бы подозревать Публия Африканского в подобной мелочности и низости. Но все же римляне с волнением ожидали, кого исключит Сципион из сената и кому сделает замечание. День настал, и к величайшему изумлению квиритов Публий утвердил весь список сената, никому не сделав ни единого замечания. Такую же снисходительность он проявил и к всадникам ( Liv., XXXII, 12).
В обязанности цензора входило также назвать достойнейшего гражданина Рима. Его имя ставили первым в списке сенаторов. [100] Реальных преимуществ это не давало, но считалось большой честью. Но Публий не успел ничего сказать: его опередил коллега, второй цензор, ученый юрист Элий Пет. Он сказал, что отыскал достойнейшего гражданина и этот гражданин — Публий Африканский. Так «легкомысленный молодой человек», как называли его когда-то отцы, стал главой сената.
100
Princeps senatus.
После цензуры Сципиона отцы окончательно убедились, что Публий хочет жить частной жизнью. Конечно, принцепс сенатапоявлялся в Курии и со скучающим видом слушал заседания. Но ни разу там даже не слыхали его голоса. Конечно, он бывал на Форуме и узнавал последние новости от завсегдатаев, праздной толпы, слонявшейся у Ростр. Но ни разу не выступал он перед квиритами. Как относился Публий ко всей этой суете общественной жизни, видно из одной его фразы, которую он любил повторять и которая глубоко поразила современников:
— Я никогда не бываю так занят, — говорил он, — как когда я ничем не занят и никогда не бываю менее один, чем когда я один. [101]
Быть занятым для знатного римлянина означало заниматься государственными делами. Значит, Сципион с нетерпением ждал, когда же кончатся скучные государственные дела и можно будет заняться тем, что, на его взгляд, было действительно важным. И никогда не бывало ему так одиноко, как когда он пребывал среди нелепой сутолоки Форума и сената. Но чему же посвящал он свои досуги? И кто были его незримые собеседники? Цицерон дает понять, что, по его мнению, Сципион увлекся творениями греков. Плутарх говорит об этом прямо: «Сципион Старший на досуге от войны и государственных дел занимался литературой и говорил, что, когда он на досуге, он более всего занят» ( Plut. Reg. et imper. apophegm. Scip. Maior, I).
101
Цицерон ( De re publ., I, 27; De off., III, 1) сообщает эти слова со ссылкой на Катона, современника Публия.
Только одно, казалось, увлекало Сципиона среди суеты общественной жизни — он очень любил покровительствовать способным людям простого рода. У него был настоящий дар отыскивать таланты: кажется, никто за всю историю Рима не выдвинул столько «новых людей». И первым и главным был, конечно, его лучший друг Лелий, который, не занимая ни одной должности, стал первым лицом после полководца в Испании и Африке. После войны Гай с помощью своего друга прошел всю лестницу общественных почестей и наконец, правда, не без труда, достиг консулата. Это был великолепный подарок Республике, ведь семья Лелия благодаря своему блестящему образованию и исключительным нравственным качествам стала гордостью Рима.
Быть может, читатель помнит того храброго солдата из войска Лелия, который первым взошел на стену Нового Карфагена? Его звали Секст Дигитий, и он был даже не римлянин, а из латинских союзников. Сципион вскоре обнаружил в нем способности к военному делу, стал выделять и отличать, и вот с его помощью Дигитий стал претором и уже как полководец отправился в ту самую Испанию, где начал службу простым воином. Он навсегда сохранил почтение к своему бывшему императору и дружеские чувства к Лелию.