Сделка-only

Беж Рина

И снова теряюсь, замечая, как уголки губ Виктора слегка дергаются вверх.

Ну слава богу, не совсем замороженный. Комментирую его преображение и… тянусь за четвертым кружевным наслаждением.

Хочется.

– Наелась? – уточняет мужчина минут через пятнадцать, когда я, чувствуя себя обожравшейся листьев гусеницей, довольно отваливаюсь от стола и облокачиваюсь на спинку стула.

– Угу, – соглашаюсь, отодвигая от себя подальше пустую тарелку, и вытираю губы и руки салфеткой. – Обожаю блины, особенно те,

что не приходится печь самой.

Кидаю откровение, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Я запомню, – совершенно серьезно отвечает на мою реплику Арский и кивает в сторону выхода, – поговорим?

Ну вот и время казни подкралось.

Печалюсь мысленно и, поблагодарив Ольгу за прекрасный завтрак, поднимаюсь из-за стола. В кабинет вхожу вслед за хозяином. Неторопливо. Старательно сдерживая внутренний мандраж и подавляя в себе чувства котенка, нашкодившего в хозяйские тапки и потому жмущегося в угол.

В глубоком кресле располагаюсь с удобством. Помирать, так с музыкой. И, пока Виктор перекладывает на столе какие-то бумаги, осматриваюсь.

Светло-серые деревянные панели в отделке и черная сборная мебель из непонятного плотного материала, светлый пол и потолок, темные тканевые жалюзи на окнах. Много коричневых кожаных папок и… идеальный порядок.

Да, кабинет – реальное отражение личности хозяина. Строгий, лаконичный, часто мрачно-непробиваемый, но однозначно со светлой душой, которая открывается немногим и быстро захлопывается, если допустить ошибку.

– Что это? – уточняю, когда Арский без каких-либо комментариев выкладывает на стол передо мной распечатанный и уже прошитый документ, а поверх него гелевую ручку.

– Договор, – дает он малопонятное объяснение.

– И в чём суть? – прищуриваюсь, глядя в спину мужчину, пока тот неторопливо отходит к окну и занимает хозяйское кресло.

Наклоняться, брать в руки и вчитываться в бумаги не спешу. Во-первых, не предлагали, во-вторых, мне кажется, что я и не должна этого делать.

А вот почему?..

– Помнишь, Ве-ра, мы с тобой вчера говорили о доверии? – отвечает Виктор сразу на оба вопроса, озвученный и мыленный. – И ты сказала, что ко мне его испытываешь.

– Помню.

Произношу с коротким кивком и сцепляю увлажнившиеся ладони в замок.

– Сейчас ты готова это повторить?

– Готова.

– А подтвердить действием?

Ого.

Перевожу взгляд с нереального серьезного мужчины на лежащие передо мной бумаги и вновь вскидываю его вверх, чтобы утонуть в серых глазах.

– Ты хочешь, чтобы я подписала этот документ? – спрашиваю, чуть склоняя голову вбок.

– Верно, – отвечает неторопливо, делает паузу и… – но с одним условием.

– Каким? – проглотив нервный ком, задаю вопрос.

Сердце уже предчувствует расставленную ловушку и ускоряет бег, норовя прорваться к горлу, чтобы сбежать куда подальше.

–

Ты подпишешь его, не читая.

Что?!

Смотрю в глаза Виктора.

Он смотрит в мои.

И, кажется, мы оба забываем моргать.

– Предлагаешь купить мне кота в мешке?

Не выдерживаю тишины первой.

– Хуже, Ве-ра. Предлагаю сделку. Онли-сделку.

– Не понимаю, – мотаю головой. – Я – юрист, но такого термина раньше никогда не встречала.

– Логично. Она будет на особых условиях. Заключенная здесь и сейчас. Между мной и тобой. Одна-единственная, нерушимая. Которая никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет быть отыграна назад. Запомни: никаких правок, никакой обратной юридической силы, никаких форс-мажоров и невыполнения обязательств с твоей стороны.

– Только с моей? – цепляюсь к словам.

– С моей тоже.

– Подожди, но как я пойму, какие требования должна выполнять, если ты не даешь мне прочитать документ? – хмурю брови.

– В этом и суть доверия, Вера Владимировна, – хмыкает Виктор Алексеевич. – Я озвучу тебе условия на словах, а ты просто перевернешь этот документ на последнюю страницу и поставишь внизу автограф.

– Не читая?

– Не читая.

А если не подпишу?

Боже, как же я хочу задать этот вопрос, но…

Почему мне кажется, что сейчас мы вновь играем в шахматы? Только в этот раз не деревянными фигурками, а нами самими. И каждый мой рисковый шаг, желание показать характер или огрызнуться, приведут не просто к моей или его победе, а к тому, что доска под нами расколется на части. И второй попытки не будет.

А ее точно не будет, понимаю, глядя в серьезные глаза оппонента. Слишком сильно я его задела своей самостоятельностью и пренебрежением к словам.

Арский – мужчина. Всегда и во всем. И тут без вариантов. Либо с ним и за ним полюбовно, либо…

– Еще пара моментов, Ве-ра, – произносит он, когда от возникшей паузы внутренности начинают завязываться узлом. – Первый, ни один из озвученных пунктов не подлежит обсуждению. Я перечисляю – ты подписываешь… или не подписываешь. А это уже, второй пункт. Тогда мы просто и мирно расходимся…

… навсегда.

Добавляю неозвученное им слово.

Незаметно посильнее сжимаю кулаки и, превозмогая оцепенение, сковавшее тело в невидимые путы, киваю.

– Я слушаю.

Прежде чем начать, Виктор откидывается на спинку собственного кресла и несколько безумно затяжных секунд меня изучает. И пусть мне это только кажется, но я хочу верить, что в серых глазах мелькает не холод, а тепло, то тепло, которым этот мужчина так щедро делился со мной всего лишь сутки назад.

– Ты – становишься моей женой и в ближайший год радуешь меня новостью о наследнике. Я – самостоятельно, целиком и полностью закрываю все твои вопросы с Игнатовыми, включая «Гора-Строй».