Седьмая Луна 5: Агония
Шрифт:
Но с другой стороны: он ведь уже труп. Смысл какой?
– Джиджи! – позвал его бородатый браток и побежал к незадачливому приятелю.
Увы, когда преступник добежал до оконной рамы, даже ботинок покойного Джиджи было не видать. Лишь из тёмных глубин комнаты доносился тяжкий хрип, что перемежался с чавканьем. Из соседних комнат подтягивались туда и другие упыри – уже на всё готовенькое. Добытчик не возражал, спокойно деля трапезу с бездельниками.
А пока всё это происходило, Альдред не мешкал. Он обошёл кувшины с обратной стороны и начал красться к бандитам за спину. Тихо,
Бородач отпрянул назад, качая головой и нервно ощупывая свой боевой молот. Он развернулся весьма некстати, с опечаленным видом глядя на оставшихся товарищей.
Преступник резко изменился в лице, заметив, как из-за спины одного из них выглядывает посторонний. Не абы кто, а тот самый тщедушный инквизитор, которого они видели утром. Он потерял дар речи, уверенный в смерти Флэя, и лишь показывал на него пальцем, шлёпая губами, будто рыба.
Те двое понятия не имели, что происходит. Благо, Альдред удосужился мигом расставить все точки над «i». Он ухватил за плечо одного молодчика и тут же проткнул его ятаганом, нарушая целостность позвоночника. Клинок показался из брюха врага. Тот охнул и задрожал всем телом, которое ему более не подчинялось.
К Тринадцати Флэй проявлял лишь угрюмую безжалостность. Он прокрутил лезвие по часовой стрелке и выдернул клинок из молодчика, толкая того лицом в лужу. Тело обрушилось на залитую мостовую, пуская во все стороны брызги.
Шестёрки Макивера тоже были не лыком шиты. Тот, что стоял поближе, выхватил фальшион и с рёвом произвёл удар. Отступая назад, Альдред встретил тесак ятаганом.
При соударении сталь залязгала. А прощаясь, клинки зашипели, как встревоженные гадюки.
Молотобоец бросился к ним, разбрасывая кувшины. Те бились на осколки, что скрывались под слоем дождевой воды.
Босой ренегат увидел это краем глаза и сразу понял, в сколь невыгодном положении оказывается. Он поспешил отпрянуть на середину улицы, только бы не поранить ноги об разбитую керамику. Страх опростоволоситься имел и дурные последствия. Бандиты теперь обступали его с двух сторон.
– Это не ты ли тот инквизитор? – насупившись, осведомился молотобоец.
– Чё за прогон? С чего ради он ещё жив? – не понимал молодчик с фальшионом.
– Он самый, – горделиво отозвался Альдред, ударяясь в браваду. – Привет с того света, «братва».
Альдреда положение вещей заботило мало: и не таких били. Наоборот, предатель даже знал, как обставить их преимущество себе на пользу. Как только братки начали брать его в некое подобие бутерброда, Флэй подскочил к молотобойцу, пугая того до полусмерти. Ятаган метил рассечь здоровяку шею. Амбал поспешил закрыться оружием. Клинок проехался по касательной, оставив на древке зазубрину.
Тут же подорвался молодчик, занося над головой фальшион. От ренегата его отделяло шага четыре. Молотобоец норовил перейти в контратаку, занося за себя боевой молот. Альдред не противился, слухом держа под контролем обоих бандитов. Парень с тесаком уже чуть ли не дышал ему в затылок. А молот – спешил раздробить ему таз.
Миг – и дезертир ушёл в сторону, кувыркнувшись по-сарацински. Трюк ему дался не задаром: брусчатка распорола кожу на предплечье в нескольких местах. Незначительно, и всё же кровь пошла. Одно порадовало: у братков дела обстояли гораздо хуже. Молот не нашёл Флэя – нашёл молодчика.
Раздался оглушительный треск. Затем – пронзительный поросячий визг. Амбал ненароком разломал рёбра своему товарищу. Ноги у того подкосились. Из рук выпал фальшион. Держась рукой за вмятину в боку, бедолага рухнул в лужу, попытался отползти, но разлёгся прямо в воде, совсем затихнув. Ему было больно даже просто дышать. Похоже, прилетело шестёрке знатно.
Времени на расшаркивания и раскаяния Альдред не давал. Заведенный, как юла, Флэй осадил молотобойца чередой ударов. Амбал своим оружием владел сносно, иначе бы ходил с другим. Но против юркого и озлобленного инквизитора, да ещё и без всякого обмундирования, что сковывало бы его движения, мог мало что противопоставить.
Здоровяк волей-неволей отступал назад, лишь чудом блокируя удары. В какой-то момент он зашатался. Чего-то подобного Альдред и дожидался. Он крутанул в руке ятаган, держа его отныне обратным хватом. Понапрасну амбал отвлёкся на его фокус, а в следующий миг уже падал наземь с перерезанным горлом.
Флэй подскочил к нему, приставляя к шее клинок – и резко дёрнул на себя, пуская кровь. Лезвие без труда прорезало кадык и нарушило целостность ярёмной вены. Под ноги верзиле упал боевой молот. Следом, встряхнув ступнями, обрушился и бугай.
По надрывному кашлю и скулежу Альдред понял: молодчик со сломанными рёбрами ещё жив. Ренегат обернулся и увидел, как тот, несмотря на боль, отползает прочь. Медленнее черепахи, упрямее барана.
Недолго думая, дезертир подхватил боевой молот в свободную руку и пошёл к нему. Слыша плеск воды за собой, браток взвыл и попробовал ускориться. Увы, не тут-то было. Альдред подскочил к нему и с размаху вогнал ятаган в предплечье бандита. Тот заверещал, разбрызгивая слюни на мостовую.
Больше он никуда не денется от ренегата.
– Где Тринадцать? – строго спросил Альдред.
От молодчика ответа не последовало. Его больше заботили собственные муки.
– Где Тринадцать?! – взревел Флэй и опустил пятку на растопыренную пятерню бедолаги, давя пальцы. – Не молчи, тварь! Отвечай!
Тот верещал-верещал, но всё-таки собрал волю в кулак и выдавил из себя:
– Циановые Дворцы! Циановые Дворцы!..
Равновесный Мир катится в бездну, но группировка Макивера не изменяет своим предпочтениям. Сначала шумайская гостиница, теперь – сарацинская роскошная вилла. Умеют же они выбирать места для стоянок.
– Конкретнее! – требовал дезертир, продолжая ломать фаланги молодчику. – Адрес диктуй, мразь!
Сквозь скулёж преступника послышалось:
– Особняк Сансовини по улице Капрера. Там герб над главными воротами висит. С голубями! Не пропустишь.
«Естественно, не пропущу. А если уж эти придурки свет зажгут – уж тем более!»
– Людей у вас сколько? – продолжал Флэй, морально раздавливая бандита. Одного из тех, кто смотрел на него этим утром, как на мусор. Ему нравилось чувство, что дарует возмездие по горячим следам.