Седьмая невеста
Шрифт:
– Кром… Всю жизнь мечтал найти немую красавицу и на ней жениться… Языки у женщин длиннее хвоста Сета! А ты? Не вздумала ли ты ревновать?
– Что ты! – Диния испугалась. – Что ты, Конан… Я же знаю… Кто я тебе? Так, одна из многих…
– Одна из лучших… – проворчал киммериец. Голос его тем не менее слегка потеплел. – Да, Кумбар знает. Здесь такие странные законы… Невестой императора должна быть непременно девственница, но брачное ложе занимает уже женщина, и в том заслуга не Илдиза…
– А чья? – удивилась Диния.
– На сей раз – моя, – нехотя
– О-о-о, Конан… Это ужасно…
– Почему? – Он пожал плечами. – Если у Илдиза на это не хватает сил – кто-то обязан ему помочь… Девушки только рады. Можешь себе представить, что ждет их дальше? Кроме евнуха да престарелого супруга им уже не видать мужчин… Потом дети – и все. Лет через двадцать бедняжкам будет нечего вспомнить, кроме той, первой ночи…
– С тобой?
– Со мной. А чем я хуже Илдиза? Довольный своей шуткой, Конан тихо рассмеялся.
– Ты лучше, – не приняла его тона Диния. – Ты лучше всех, любимый…
Она положила руки ему на плечи, заглянула в темные синие глаза. Но любви, коей жаждала, не увидела там. Конан смотрел легко, беспечно, не думая вовсе о любви, но с удовольствием рассматривая нежную, почти прозрачную кожу девушки, голубоватые вены на висках, вьющиеся пряди белокурых густых волос… Только раны на сердце не дано увидеть ему…
– О!
Диния отшатнулась вдруг. Гримаса отвращения исказила ее прелестные черты.
– Зуб Нергала!
Киммериец с удивлением проследил за ее взглядом и на морщинистой коричневой коре дерева заметил маленького желтого жучка с черными поперечными полосками. Он хотел было сощелкнуть его, дабы успокоить девушку, и не успел – Диния быстро смахнула насекомое на траву и ловко придавила его торцом своей лютни.
– Все! – Она торжествующе посмотрела на варвара и, кажется, готова была даже поклониться, словно только что закончила играть.
– Он ядовит? – поинтересовался Конан, ложась на спину и прикрывая веки.
– Да! Это самый настоящий Зуб Нергала! Я видела таких жуков в Аквилонии. После его укуса тело начинает гореть будто в огне, и так продолжается несколько дней… А потом – потом наступает смерть… Но человек уже ничего не чувствует… Откуда он взялся в императорском саду?
– Нергал знает… – лениво пробормотал варвар. – Сыграй-ка лучше что-нибудь веселое…
– Здесь?
– Можно и здесь.
– Садовник услышит… Меня могут прогнать из дворца…
– Тогда пойдем к тебе.
Конан открыл глаза, с улыбкой посмотрел на порозовевшую Динию.
– Пойдем к тебе, – повторил он. – До ночи еще есть время…
Кумбар мрачно стоял над распростертым на полу телом Баксуд-Маланы. С кинжала, зажатого в его руке, медленно капала кровь, тут же впитываясь в толстый багровый ковер. На свинячьей физиономии сайгада ясно было написано отчаяние.
Стражник, охранявший половину невест, побежал за Конаном, скуля от ужаса: он уснул на посту, и сайгад раз будил его несколько мгновений назад яростным пинком в бок. Теперь парня ждала незавидная участь, но Баксуд-Малане это уже не могло помочь.
В ее широко раскрытых глазах Кумбар прочитал удивление, которое, вероятно, пришло на смену радости – на губах девушки застыла улыбка, чуть робкая, ласковая; подол длинного белого платья разметался по ковру; рукав, как и грудь, был обагрен кровью. Она шла к Конану – в этом старый солдат не сомневался. Но кто – кто? – мог ждать ее с кинжалом в руке в коридоре дворца, с обеих сторон замкнутом стражниками? Стражниками… Кумбар с горе чью посмотрел в самый конец коридора, где и сейчас еще спал один из них. Он даже не проснулся от вопля своего приятеля! Тьфу!
Наконец из-за угла выскочил полуголый Конан – сайгаду показалось, что его не было вечность, – подлетел к трупу девушки, опустился на одно колено. Кумбар вздрогнул от короткого негромкого рыка, что вырвался из глотки варвара: столько боли и ярости услышал он в нем, столько первобытной силы, способной смести на своем пути все лишнее, все ненужное, что ледяная волна страха окатила старого солдата.
Не окажется ли ненужным и лишним он? С огромным полудиким киммерийцем вряд ли смог бы сразиться хоть один воин из войска Илдиза Туранского. Раздраженный сим неприятным чувством, которое, конечно, было навеяно затишьем ночи и смертью девушки, сайгад отворотил взгляд от Конана и вновь посмотрел на спящего вдали охранника. Его охватило вдруг горячее желание подойти к этому храпящему во всю глотку недоумку и дать ему хорошего пинка – такого, чтоб кубарем скатился с лестницы и проснулся наконец! Сайгад заскрипел зубами в ярости, и тут варвар поднял голову.
Взгляд его темно-фиолетовых глаз был страшен. «Зверь, – подумал Кумбар восхищенно, – настоящий зверь…» Налитые силой мускулы юного гиганта перекатывались под бронзовой кожей; спутанные черные волосы покойно лежали на широких плечах, готовые вновь взметнуться крылом ветра при первом же движении киммерийца; искаженное гневом лицо с грубыми, но правильными чертами сейчас было пре красно.
Несмотря на трагические обстоятельства, сайгад залюбовался великолепной фигурой парня – сильной и гибкой, достойной резца ваятеля… «В Аграпуре нет таких ваятелей, – промелькнуло в голове Кумбара. – Все глупцы и бездари… Понатыкали везде толстого бородатого Эрлика, а в глазах его ничего – пустота, как у бедолаги Бандурина…»
– Я сделал все, как ты сказал, – заторопился сайгад, отвечая на взгляд варвара. – Поставил в коридоре двух охранников. Но эти деревенские козлы… Они его проспали!
Конан медленно поднялся. Ярость, полыхавшая в его глазах, погасла – будто бы на огонь ее плеснули воды, – но еще тлела желтой кошачьей искоркой в глубине зрачков; на миг он прикрыл ее длинными густыми ресницами, а когда вновь посмотрел на старого солдата, взор его был уже холоден и отстранен. Кумбар насторожился.
– Ты знаешь, кто это сделал? Ты знаешь, Конан? – с тревогой и надеждой вопросил он.