Седьмая встреча
Шрифт:
Горм с восхищением смотрел, как она натянула на себя мокрую майку. Через мгновение он проделал то же самое со своей рубахой и дурацкой полотняной кепкой.
Телеграфистка, посмеиваясь, наблюдала за ним. В ее смехе не было ничего, что заставило бы его смутиться, напротив. В эту сорокаградусную жару, когда мозг был похож на устрицу, ее смех вызвал у него желание. Он снова сел на горячее пластмассовое сиденье и расправил брюки.
Велорикша привез их к храму, но Горм мог думать только о том,
Она объявила, что хочет прокатиться по канатной дороге, и приказала велорикше везти их туда. Они ехали бесконечно долго. Горм положил руки на колени и мечтал о кусочках льда.
В гондоле они сидели среди туземцев, стиснутые, как сельди в бочке. Но наверху дул приятный ветерок, и Горм вновь обрел силы радоваться обратной поездке в такой же тесноте и жаре.
Телеграфистка почти не разговаривала, и понять по лицу, о чем она думает, было невозможно. Но он знал, что и она хочет его. Разве она не сама его выбрала? Ее движения, взгляды, манера упираться руками в бока, когда они останавливались у стен и вьющихся растений, осматривая достопримечательности, убедили его в этом.
Он был готов взорваться от нетерпения. Когда они спустились к ждущему их велорикше, Горм на мгновение забыл о Со страстью, удивившей его самого, он прижал телеграфистку к себе.
— Спокойно! Спокойно! — шепнула она ему в ухо.
Она привезла его в одно место в Джорджтауне. Там было что им нужно. Душ, пиво, кровать. Она начала стаскивать с него рубашку и закончила раздевание, сдернув с головы свой пластмассовый козырек. Горм еще никогда не встречал женщину, которая была бы так уверена в себе, несмотря на свою наготу.
Через два часа он был уже в состоянии заметить, что за грязными стеклами сверкают молнии. Телеграфистка превратилась в Гюнн, и им приходилось кричать друг другу, чтобы перекричать шум дождя.
— Хочу есть, хочу чаю! Умираю, хочу есть! — сказала она и начала одеваться.
Они сидели на бочке из-под нефти под дырявой крышей из гофрированного железа. Юноша с индусской внешностью подал им на пальмовых листьях рис, приправленный карри, цыпленка и обжигающе горячий чай.
Сперва Горм запротестовал против чая, но Гюнн убедила его, что в жару это единственный напиток, который следует пить. Глядя ей в глаза, он выпил чай, чтобы угодить ей, по лицу у них бежали ручейки пота. После этого они вернулись в комнату и начали все сначала.
— Ты хороший гид, — сказал он, обхватов ее руками.
— И только?
Он был рад, что из-за темноты она не видит его смущения.
— Нет, не только. Во всем, — дерзко ответил он.
— Знаешь,
— Нет.
— Тридцать три.
— Ого! — Он не смог скрыть удивления.
— Ты когда-нибудь проделывал это с такой старухой? — Она засмеялась.
— Нет. — Он тоже засмеялся.
— Я так и знала, — коротко заметила она.
Он сник и замолчал. Прошло несколько минут.
— Ты очень красивый, так что берегись, а то тебя живо проглотит какая-нибудь штучка вроде меня. Но это все равно лучше, чем ходить по девкам.
Горм не знал, как ему следует ответить.
— Если ты станешь хвастаться, когда мы вернемся на борт, это обернется против тебя же, — предупредила она.
— У меня нет такой привычки.
— Прекрасно. Я не сомневаюсь. Но хочу довести до твоего сведения, что ты у меня первый юнга.
— Перестань нести чушь, — сердито сказал он.
— Ладно, успокойся, — миролюбиво сказала она. Из-за наступившей темноты и звезд или из-за принятого им решения жить без оглядки, чтобы было что записывать в свой блокнот, он неожиданно спросил:
— Ты веришь в любовь?
Ему показалось, что сквозь свистящее шуршание шин на мокрой дороге он услыхал ее вздох.
— Не знаю. Я выйду замуж, когда спишусь на берег.
Горм понял, что команде известно о том, что он был на берегу вместе с телеграфисткой. Матрос Буббен косился на него и делал грязные намеки. Остальные поддерживали Буббена, так продолжалось от Малаккского пролива до Сингапура.
Там, крепко надравшись в одном баре, Буббен прорычал Горму через стол:
— Кажется, наш салага недавно получил телеграмму?
Матросы переводили взгляд с Горма на Гюнн. Она сидела через два столика от них вместе с механиком и вторым штурманом. Воцарилась тишина. Все слышали, что сказал Буббен. Теперь они ждали от Горма достойного ответа.
Было тепло и влажно. Тонкая белая блузка Гюнн приклеилась к телу. Он вспомнил, как выглядел мир, когда она сняла ее. Лица сидевших за столом вместе с ним тоже способствовали тому, что у него в голове все смешалось. А может, он слишком много выпил. Но только Горм не сумел взорваться, как ожидали матросы, он только закурил сигарету.
— Ты что, оглох? — прогнусавил Буббен.
— Нет. И думаю, тебе лучше заткнуться, — тихо ответил Горм.
— И почему же это мне следует заткнуться? — проревел Буббен.
— А потому! — услыхал Горм свой голос.
Буббен вскочил и встал перед Гормом со сжатыми кулаками, переступая с ноги на ногу.
— Потому, потому, — передразнил он Горма и ткнул его в грудь так, что тот чуть не упал со стула. — А вот посмотрим, чего ты стоишь в армрестлинге, черт подери!