Седьмая жертва
Шрифт:
– Ладно, Колян, выводов делать не буду, сам все знаешь. Теперь давай советоваться.
– Давай, – с готовностью согласился Селуянов. – Начинай.
– Есть некая фигура по фамилии Шувалов. Звать Виктором Петровичем. Адрес есть, место работы есть. Общие биографические данные тоже есть. И имеются сильные подозрения насчет того, что он и есть наш Шутник. Но, кроме этого, нет ничего.
– А что надо-то? – встрепенулся Коля. – Ты только скажи, это мы быстро.
– Улики нужны, Коля. Нужно чем-то привязывать его к трем имеющимся в наличии трупам.
– Это я понял, не маленький. Оперативные подходы к нему есть?
– Ни
– Не уверен, – засомневался Николай. – Фамилия какая-то знакомая, но никаких ассоциаций не вызывает.
– По делу Вики Ереминой проходил осенью девяносто третьего года. Он был ее сожителем.
– А, ну да, – кивнул Селуянов, – точно. Он книжки иллюстрировал.
– Во-во, – подтвердил Коротков. – Он вхож в живописные сферы, но его, к сожалению, сейчас нет в Москве. И в ближайшие два месяца не будет. Так что придется заняться самодеятельностью. Времени у нас мало, Шутник в любой момент может положить четвертый труп, и на этот раз это уже может оказаться не безработный или бездомный.
– Почему ты решил? Насколько я знаю, он из этого контингента пока ни разу не выходил, – насторожился Коля. – Информация какая-то просочилась?
– Если бы. Записка там была, Коля. Может, он и псих ненормальный, на что очень похоже, но намек в записке вполне определенный. Он дает Татьяне понять, что приближается к ней. Так и написал, открытым текстом. И потом, он явно меняет схему, записка, адресованная конкретному лицу, появилась впервые. При втором убитом она была безадресной: мол, деньги на похороны отложены, не присвойте их себе. А при первом трупе вообще записки не было.
Так что пора начинать бояться по-настоящему, следующий удар он может попытаться направить против кого-то из близких Татьяны или против нее самой.
Короче говоря, Ольшанский поставил перед нами задачу найти доказательства по трем направлениям: пальцы, почерк или оружие. Лучше все вместе.
– Ну, насчет пальцев и почерка мне все более или менее понятно. А вот насчет оружия… Известно, где оно хранится?
– В том-то и дело, что нет. Вариантов три кучи: квартира, мастерская, гараж, машина, служебный кабинет, квартира любовницы, ежели таковая имеется, но это еще надо устанавливать. Получить санкцию на обыск невозможно, ни один судья не даст, у нас же против него не то что доказательств, даже ни одной косвенной улики нет, только общие соображения.
– А если сами?.. – тихонько предложил Селуянов. – Мы аккуратненько все сделаем, комар носа не подточит, ты же знаешь.
– И думать забудь! – отрубил Коротков. – Колобок и так в госпитале беснуется, считает, что я без него отдел развалю. Если он, не дай бог, узнает – уроет без суда и следствия. Это же один из его железных принципов – работать так, чтобы никого из нас нельзя было упрекнуть в нарушении закона.
– Так он же не узнает. Кто ему скажет?
– Ну прямо-таки, не узнает он. – Юра безнадежно махнул рукой. – Когда это такое было, чтобы Колобок чего-то не узнал. Коль, я нормальный сыщик, если б я не был замом в нашем отделе, я бы первым побежал негласно осматривать апартаменты Шувалова. И мне бы даже в голову не пришло, что если это выплывет наружу, то кишки на кулак наматывать будут начальству, а не мне. И только вот в этом самом жестком кресле, – он выразительно похлопал по подлокотнику крутящегося рабочего кресла с изрядно потрепанной матерчатой обивкой, – я начал понимать, сколько дерьма пришлось скушать Колобку в генеральских кабинетах из-за нашей самодеятельности. Нам-то что, он нас пожурит, даже если и грубо, и мы дальше побежали. И то сказать, каждый отдельно взятый опер получает по шапке только за то, что лично он напортачил, а начальник получает за всех по очереди и сразу. В общем, Коляныч, насчет незаконного проникновения и прочих глупостей ты из головы выбрось. Проявляй оперативную смекалку.
– Ну как скажешь, – безропотно согласился Селуянов. – Смекалку так смекалку.
Они с женой потратили на разработку комбинации два дня. Коля продолжал заниматься убитыми наркоманами и еще с доброй полудюжиной преступлений, а Валентина, которая все равно находилась в отпуске, села в машину Селуянова и отправилась определять передвижения Виктора Петровича Шувалова. По утрам он ездил на службу одним и тем же маршрутом, а после работы отправлялся в самые разные места, так что операцию проводить решили утром. Валентина разметила путь от его дома в Царицыне до университета, где преподавал Шувалов, и Селуянов, отлично знающий Москву, быстро выбрал наиболее оптимальную для осуществления задуманного точку.
Утром перед выходом из дома он в сто пятьдесят второй раз спросил жену:
– Валюша, может, я один поеду? Оставайся дома, а?
– Ага, – она оглядела себя с ног до головы в большом зеркале, стоящем в прихожей, – конечно. По-моему, я хороша необыкновенно, ты не находишь?
– Нахожу. Давай я сам все сделаю, чтобы не подвергать риску твою неземную красоту.
– Ну да, ты сделаешь. Слушай, кажется, этот шарф сюда не подходит. Погоди секунду, я другой достану.
– Валя! Я тебя человеческим языком прошу, оставайся дома! – Селуянов повысил голос, дабы придать своим речам побольше убедительности.
Валентина ловко продела концы тончайшего шелкового шарфа в кольцо блестящего металлического зажима в форме цветка.
– Вот теперь порядок. Другого лица у меня, конечно, уже не будет, но все остальное выглядит вполне пристойно, ты не находишь?
Эти слова были ее любимой присказкой, и Селуянов развлекался тем, что старался каждый раз ответить на них по-новому.
– Я не могу найти то, что уже давно нашли другие. И перестань ругать свое лицо, лично меня оно вполне устраивает. Все, решено, я еду один. Давай сюда ключи от машины.
Валентина, слушая его, успела надеть короткие осенние сапожки на низком каблуке и удлиненную светло-зеленую куртку. Взяв в руки сумочку; она быстро глянула на часы.
– Коля, у нас до выхода есть ровно полминуты, поэтому я предлагаю тебе послушать меня. Ты сам постоянно цитируешь своего начальника, который говорит, что каждый должен заниматься своим делом. Твое дело – искать преступников, мое – ездить на машине, у меня это получается намного лучше, чем у тебя, и спорить с этим невозможно. Не забывай, что за руль я села раньше, чем научилась читать, и то, что ты задумал, лучше меня все равно никто не сделает.