Седьмое правило академии Левендалль

Гринь Ульяна Игоревна

Но в библиотеке я просто потеряла дар речи. Когда мы вошли, прямо напротив двери горел камин, но не обычным пламенем, не оранжевым, а магическим — холодным и голубоватым. По левую руку в бесчисленных шкафах из массивного дерева стояли книги. По правую — в ячейках стеллажей лежали рукописи и свитки. И запах… Чудный, вкусный, ни с чем не сравнимый запах старинной бумаги, старинных чернил, кожи обложек и сургучных печатей.

— Боже. Я останусь тут навсегда! — прошептала я, обводя помещение восхищенным взглядом. Даниель хмыкнул за спиной:

— Распоряжусь, пожалуй,

принести сюда еду и напитки.

— Да-да, — рассеянно ответила и указала на свитки: — Можно?

— Будь как у себя дома.

О Спаситель, если бы у меня был такой дом. Если бы у меня было столько книг и столько рукописей. Я никогда не вышла бы из библиотеки, спала бы здесь, у камина, ела бы за столиком и снова возвращалась к старой бумаге.

Вот и сейчас окунулась в библиотечную атмосферу, предвкушая увлекательное чтение.

Но самым главным наслаждением был выбор книги. Я натянула на руки тонкие матерчатые перчатки, провела по ряду корешков пальцем. И не заметила, как оказалась с одной из книг в кресле, греясь у огня.

— Адриана!

— А? — я подняла голову от рукописных строчек и глянула на Даниеля. Он смотрел на меня с усмешкой:

— Ты прочитала половину книги? Это же трактат о кристаллах, неужели интересно?

— Очень, — призналась я. — Представляешь, аметисты бывают слишком восприимчивы к магии и могут высосать жизнь из слабого мага!

— Представляю, — рассмеялся Даниель. — А это что?

— Я нашла письмо. Представляешь, ему тысяча восемьсот лет! Тысяча восемьсот, Даниель!

— Ого. От кого и кому? — он наклонился над моим плечом, и я ощутила дыхание в волосах, замерла. Как будто на меня дохнуло той эпохой, когда мужчина писал письмо женщине.

— Слушай. «Мое маленькое рассветное солнце! Я закрываю глаза и вижу перед мысленным взором твое лицо — белоснежное до прозрачности, усеянное рябиновыми ягодками, с милым румянцем на щеках. Такой я видел тебя в первый день нашего знакомства. Тебе было пятнадцать весен, моя искорка, и ты поразила мое сердце, словно самолично натянула тетиву лука, прицелилась и спустила ее».

— «С того дня я околдован, очарован, омагичен самой сильной магией, что могла бы существовать на этом свете — любовью…» — продолжил Даниель и потерся щекой о мои волосы.

— Что ты делаешь? — шепотом спросила я.

— Я? Ничего! — удивился он, выпрямившись. — Как странно, это письмо пролежало здесь столько лет. И только ты нашла его!

— Книга сама раскрылась на этой странице.

Я осторожно захлопнула фолиант и наглядно продемонстрировала свои слова. Книга словно показала мне письмо. Даниель схватил ее, снова закрыл и попытался открыть. Страницы зашелестели, но письма он не увидел. Я вздохнула:

— Нельзя же без перчаток! Ну что ты как маленький?

Отобрала фолиант. Снова нашла письмо с первого раза. Посмотрела на Даниеля победоносно. Он нахмурился. Покачал головой:

— Нет, это невозможно. Я, конечно, понимаю: у тебя способности и все такое! Но у меня больше силы, чем у тебя!

— Пф-ф! — только и сказала я.

— Так нечестно!

— Прошу меня простить, что оказалась лучше! — с достоинством ответила. — Теперь давай забудем о нашем соперничестве и подумаем, кто был этот мужчина и какой женщине он писал письмо.

— Раз письмо в нашей библиотеке, значит, эта женщина из нашего рода! — Даниель сел в кресло напротив и заложил ногу за ногу. — Правда, рыжих в нем никогда не было. О!

— Что «о»?

— Ты тоже рыжая, детка, может, именно поэтому письмо тебе и показалось?

— Что за глупости, — фыркнула я. — Смотри, тут написано. «Я молюсь каждый день за тебя, моя искорка — чтобы ты была счастлива в браке, чтобы разрешилась от бремени легко и удачно, чтобы муж не обижал тебя». Она вышла замуж за другого мужчину, как жалко!

— Рыжая, рыжая. — бормотал Даниель. — Нет, не помню! Подожди, я сейчас!

Он сорвался с кресла и убежал из библиотеки, оставив меня в одиночестве. А я еще раз прочитала письмо и зацепилась за название города. Неизвестный мужчина писал: «Если бы я не приехал в тот день в Чербелло.» Где этот город? Перед мысленным взором предстала карта империи. Если мне не изменяет память, он находится в центре Вестерланда. Большой город с собственным Источником, я читала в учебнике по истории магии. Значит, женщина жила в Чербелло, а не здесь, не в вотчине Велконти. Получается, мужчина принадлежал к этому последнему роду, он написал письмо своей возлюбленной, а оно отчего-то вернулось назад…

— Адриана!

Торжественный голос Даниеля заставил меня вздрогнуть и обернуться. То, что я увидела, мне показалось вначале неудачной шуткой. Или даже страшной сказкой, вроде тех, что мы девчонками рассказывали друг дружке при свете свечи в ночном дортуаре. В черной — черной комнате на черной-черной простыне лежал черный-черный череп. И только потрескивание магического огня в камине, подрагивающие тени на стенах и шкафах.

Пока я раздумывала, стоит ли мне закричать от ужаса и позволить Даниелю спасти меня, мой новый друг с пафосом указал на череп, лежавший на темном сукне на подносе:

— Позволь представить тебе господина Конти, моего ужасающе дальнего родственника, и, по-моему, даже по прямой линии. Не так ли, господин Конти?

Вот тут я уже не выдержала, потому что внутри черепа зажглись огоньки, будто он глаза открыл и посмотрел на меня. Я ощутила этот взгляд пустых глазниц и вскрикнула. Даниель недовольно пробурчал:

— Адриана вед-Камли, я считал тебя храброй девочкой без предрассудков! Мне бы хотелось, чтобы ты извинилась перед господином Конти!

— Не суть, сынок, — проскрипел челюстью череп, и я выдавила еле-еле:

— П-простит-те.

— Прелестница, я прощаю. Говорите, чего надо, дети, зачем разбудили?

— Мы нашли письмо, господин Конти, — небрежно ответил Даниель. — Хотели знать, были ли у нас в роду рыжие женщины.

Глазницы черепа вспыхнули ярче — вот уж любопытный череп! Мне даже показалось, что меня осмотрели с ног до головы, и я поежилась. Неприятно как-то, когда на тебя глазеет мертвая голова мужчины, которому неизвестно сколько веков.

— Нет, Даниель, девица не нашей масти.