Седьмое правило академии Левендалль
Шрифт:
Упёрлась я прямиком в конторку, какие бывают в банках. За ней никого не было, только большой фолиант, похожий на журнал записей, и бланки, нанизанные на штырёк, мирно ждали хозяина. Или хозяйку. В хранилище царила тишина, нарушаемая лишь шорохом где-то в глубине, в отдалении от света факелов.
– Здравствуйте! – негромко сказала я. – Тут есть кто-нибудь?
Шорох превратился в шаркающие шаги. Из-за тёмной массы у стены, которая при приближении свечи оказалась шкафом, появился весьма примечательный человек. Он не был старым, но горбился. На голове, почти скрывая длинные
Приблизившись и отводя взгляд в сторону, он ответил:
– Здравия… Приказ?
– Пожалуйста, – я протянула ему бумагу, но мужчина не взял. Пришлось положить приказ на конторку поверх журнала. Вот тогда бумажку схватили толстые заскорузлые пальцы с нечистыми ногтями, и мужчина забормотал:
– Адриана… вед-Камли… не помню… Камли не помню… не было Камли… номер? Надо номер… какой номер?
Я смотрела на него во все глаза, пытаясь поймать взгляд, но это никак не удавалось – хранитель упрямо глазел, куда угодно, только не на меня. И бормотал, бормотал.
– Номер… дадим… Сто семнадцать… Один-один-семь… Сотня, десятка, семёрка. Хороший номер для такой фамилии… Стойкость и отвага – магия единицы… Семёрка – анализ и исследование. Хороший номер, хороший…
Он склонился, копаясь под конторкой, и выложил на неё тёмный камешек в серебристой оправе.
– Номер сто семнадцать, – строго повторил он и указал свечой вглубь темноты позади себя. А, это он мне велит идти и искать номер сто семнадцать? Ладно, я пойду. Мне совсем-совсем не страшно! В конце концов, я даже ночью в грозу бегала за врачом, когда одной из пансионок стало плохо… Я же не испугаюсь хранилища в самОй королевской академии!
Схватив камешек-ключ, я бросилась со всех ног по коридору, чтобы убежать от собственных страхов. Дверцы, дверцы, дверцы – узенькие и высокие, с номерами по порядку. По правую руку чётные, по левую нечётные. Номерки нарисованы на круглых бляшках, тускло мерцающих в сумраке хранилища. Вот уже семьдесят, восемьдесят… Вот сто пятнадцать…
Я притормозила, чуть не пропустив дверцу. Приложила камень к бляшке с номером и повернула ручку. Вошла в крохотное помещение, в котором не было никакой мебели, кроме зеркала в торце. И развернуться можно едва-едва. На полу лежал мешок из холстины, завязанный шнурком. Однако… Уж не моя ли форма в нём?
Поставив саквояж на пол, я развязала шнурок и заглянула в мешок.
Точно! Сложенная одежда! Наугад вытащила первое попавшееся платье – из тёмной саржи, длинное и узкое, с закрытым горлом и рукавом на три четверти, безо всяких изысков. Наверное, мне надо переодеться, чтобы оставить светскую одежду здесь, в этой клетушке… А потом занести мешок с формой в комнату.
Так я и сделала. Честно переоделась, то и дело оглядываясь на дверь – замка не было, вдруг кто зайдёт?! Все вещи были очень добротными, рассчитанными на долгую носку, из хорошего материала и с прочными пуговицами. Взять хотя бы нижнюю рубашку из тонкого льна! Вроде и простенькая, а носить приятно!
Посмотрев на себя в зеркало, я осталась довольна. Все вещи подошли идеально. Быть может, это снова магия? Платье сидело отлично, облегая верх и чуть расширяясь от пояса к низу. Из-под него было видно щиколотки – такой фасон носили и пансионки. Чёрные простые туфли с металлической пряжкой не жали и не натирали. Всё вместе смотрелось скромно и гармонично.
Задерживаться в каморке-шкафчике не хотелось, и я сложила своё старое платье вместе с бельём и туфлями в саквояж, оставила его посредине помещения на полу, вышла. Когда дверь за мной закрылась, бляшка с номером вспыхнула на миг, и ей отозвался ключ в руке. Надо думать, заперто. Надо вернуться в комнату и разложить оставшиеся вещи из мешка.
Странного хранителя снова нигде не было видно. Не зная, что делать с ключом, я положила его на конторку и позвала:
– Вы где? Я уже закончила.
Серая дымка внезапно окутала камешек, и он самостоятельно пополз к краю конторки, упал куда-то с глухим стуком, а входная дверь со скрипом распахнулась. Меня приглашают уйти. Магия чудесна! Интересно, научусь ли я когда-нибудь делать так же?
Научусь, обязательно научусь! Я буду работать не покладая рук, буду лучшей ученицей, чтобы достичь вот таких потрясающих результатов!
Глава 4. Ритуал
Обратный путь в холл общежития я нашла на удивление уверенно. К хорошим вещам привыкают быстро, как говорила сестра Каллен, заставляя девочек-пансионок умываться ледяной водой зимой и летом в целях закаливания тела и характера. Магическое оснащение академии привело бы суровую монашку в ужас своей развращающей лёгкостью. Мешок был тяжеловат, но я тащила его с улыбкой. Как же здорово будет разобрать вещи, разложить их по полочкам… А пока я оглядывалась по сторонам, чтобы не упустить ни одной мелочи вокруг.
На стенах холла были развешаны плакаты, нарисованные не слишком талантливым, но весьма увлечённым художником. Там были и магические пассы, и огненные шары, и ледяные скульптуры, и даже артефакты, таинственно блестящие в укрытии плаща анонимного героя плаката. Подойдя поближе, однако, я прочитала запрещающие надписи. Понятно! В общежитии нельзя магичить! Нельзя проносить артефакты! Оно, наверное, даже хорошо, потому что… Мало ли, что случится!
А потом моё внимание привлекло скромное объявление, написанное не очень большими, но достаточно видными буквами на просто белом листе бумаги. Я подошла поближе, вчиталась в заголовок.
Правила академии Левендалль!
Как интересно!
Первое правило: учись и совершенствуй себя. Ну, тут всё понятно. Учиться всегда надо. Это ещё монашки говорили. Ведь из церковного приюта девочкам всего две дороги: в пансион, если умненькие, или в публичный дом, если хорошенькие. Мне повезло – меня причислили к первым. Впрочем, в детстве красотой я не отличалась – рыжая, обсыпанная веснушками по всему лицу и с большими передними зубами. А всем известно, что в богатые дома с радостью нанимают таких уродин. Вот я и училась самозабвенно, видела цель перед собой.