Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения
Шрифт:
Оба не знал, на какой из вопросов ему следует отвечать в первую очередь. Мать всегда так поступала, сбивая его с толку, прежде чем он ответит ей. Если он говорил, запинаясь, она оскорбляла и высмеивала его. Но после всего случившегося прошлой ночью ему казалось, что при встрече с матерью он будет чувствовать себя более уверенно.
Однако при свете дня перед матерью, похожей на грозовую тучу, перед ее свирепой атакой, он привычно ощущал себя униженным, маленьким и никчемным. Вернувшись домой, он почувствовал себя большим. Важным. А теперь
— Знаешь, я был…
— Ты бездельничал! Вот что ты делал — бездельничал! Я жду здесь лекарство, у меня болят колени, а мой сын Оба-придурок пинает камни на дороге, забыв, зачем я его послала.
— Я не забыл…
— Тогда где мои лекарства? Где?!
— Мама, я не принес их…
— Я это знала! Я знала, что ты потратишь деньги, которые я тебе дала. Я работала, как лошадь, а ты потратил их на женщину! Ты распутничал, вот чем ты занимался, распутничал!
— Но, мама, я не тратил их на женщину.
— Тогда где мои лекарства? Почему ты не принес их, как я тебя просила!
— Я не смог, потому что…
— Ты говоришь, что не смог, придурок! Тебе только и нужно было сделать, что сходить к Латее…
— Латея мертва.
Ну вот, он сказал это. Все было кончено, и к тому же при свете дня.
Мать широко раскрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Никогда раньше ему не приходилось видеть ее столь немногословной, столь потрясенной. Ее челюсть просто отвисла. Обе это понравилось.
Он достал из кармана монету, которую решил вернуть, чтобы мать видела: он не истратил ее деньги. Не нарушая столь редкое в этом доме молчание, он передал монету ей.
— Латея… мертва… — Мать уставилась на монету, лежащую на ладони. — Что значит мертва? Она заболела?
Оба покачал головой. В нем росла уверенность.
— Нет, мама, ее дом сгорел, а она погибла в огне.
— Ее дом сгорел… — Брови матери поползли навстречу друг другу. — Откуда ты знаешь, что она умерла? Латея не из тех, кого можно застать врасплох при пожаре. Она — колдунья.
Оба пожал плечами:
— Когда я пришел в город, услышал шум. Люди бежали к дому Латеи. Ее дом был охвачен пламенем. Вокруг собралась огромная толпа, но огонь был столь силен, что не было никакой возможности что-либо спасти.
Последнее было до некоторой степени правдой. Он вышел из города и направился домой, потому что посчитал: если до сих пор никто не обнаружил пожар, то, возможно, его не обнаружат и до утра. Он не хотел быть тем, кто первым закричит «Пожар!». Исходя из случившегося, это могло показаться подозрительным, в особенности с точки зрения его матери. Она была чертовски подозрительной женщиной (одна из ее отвратительных черт!). И Оба собирался рассказать ей историю, которая подойдет к любому пожару: пылающие руины, обгорелое тело…
Однако, возвращаясь домой — чуть позже того, как Дженнсен и ее попутчик Себастьян обогнали его, — он услышал крики людей, возвещавших о пожаре в доме Латеи. Оба бежал по темной дороге вместе с остальными. Так что причин подозревать его в чем-либо не было.
— Возможно, Латея избежала огня, — голос матери звучал так, будто она пыталась убедить скорее себя, чем его.
Оба покачал головой:
— Я остался, надеясь, как и ты, мама. Я знаю, ты бы хотела, чтобы я помог ей, если у нее беда. Я хотел сделать все от меня зависящее. Поэтому и опоздал домой.
Это, впрочем, тоже было правдой лишь частично: он стоял вместе с толпой, глядя на огонь, прислушиваясь к разговорам. Он жадно впитывал догадки, сплетни, предположения.
— Она — колдунья. Огонь не может застать врасплох такую женщину.
Мать высказала подозрение. Оба это заметил.
— Когда огонь горел уже не очень сильно, мужчины забросали его снегом и смогли пробраться через дымящиеся деревяшки. И нашли кости Латеи.
Оба вынул из кармана обгорелую кость, протянул матери. Она глядела на это безжалостное доказательство, но так и не взяла его. Удовлетворенный произведенным эффектом, Оба положил свое сокровище обратно в карман.
— Она находилась в центре комнаты, одна рука поднята над головой, будто она пыталась пробраться к двери, но задохнулась от дыма. Люди говорят, что от дыма люди падают, и тогда огонь берется за дело. Видимо, это и произошло с Латеей. Ее свалил дым. И когда она лежала на полу, огонь спалил ее до конца.
Мать пристально смотрела на него, губы ее маленького подлого рта были плотно сжаты. В первый раз ей было нечего сказать. Оба прочитал ее взгляд, в нем не было ничего хорошего. Он мог сказать, что у нее в мыслях. Вернее — кто… Ублюдок, сын Даркена Рала, почти королевских кровей.
Она пошла прочь, ее руки, зловеще сжатые в кулаки, медленно скользнули вниз.
— Я должна идти прясть для господина Тачмана. А ты убери с пола весь этот бардак, слышишь меня?
— Хорошо, мама.
— И еще почини столб, прежде чем я вернусь и увижу, что ты целый день пробездельничал.
Несколько дней Оба потратил на то, чтобы отчистить с пола смерзшийся навоз, но мало продвинулся в своем деле. Холод стоял такой, что слой льда только нарастал. Казалось, от него никогда не избавишься, это все равно что раскалывать гранитные глыбы или не слушать монументальное распоряжение матери.
У Обы было много домашней работы, и он не мог ее не делать. Он поправил столб и починил петлю на двери хлева. Животным тоже следовало уделить внимание, а еще требовалось переделать сотню небольших дел.
Во время работы он обдумывал конструкцию камина. Его можно будет пристроить к стене между домом и сараем, раз она уже существует. Мысленно он уже подносил к ней камни, строя подобие очага. Он уже присмотрел большой камень, который можно использовать в качестве пода. И все это он тщательно посадит на известковый раствор. Когда Оба что-нибудь обдумывал, он вкладывал в это всего себя. И никогда не оставлял начатое на половине.