Седьмой круг ада

Болгарин Игорь Яковлевич

– Будет пшеница! – с той же значительностью повторил Вильчевский. – Будет, и в скором времени.

– Если позволите высказать предположение… – прищурившись, неспешно проговорил Фролов. И тут же – быстро, не оставляя генералу времени на раздумья, спросил: – Хлебные запасы Северной Таврии, так?

Генерал предостерегающе посмотрел на него.

– Да ведь это, Павел Антонович, не секрет, – продолжал Фролов, – другого пути из Крыма в Совдепию, как через Северную Таврию, у армии просто нет… Однако вы, извините великодушно, предлагаете сейчас нам мифический хлеб.

А нас интересует реальный.

– Будет! – еще раз твердо сказал Вильчевский. – И давайте, Василий Борисович, условимся на будущее: я всегда отвечаю за свои слова!

– Понял, Павел Антонович, – улыбнулся Фролов. – В конце концов, нас меньше всего интересует военная сторона дела: была бы обещанная вами пшеница!

Он встал. Рукопожатие его было крепким и надежным. Когда Фролов вышел, противоречивые чувства испытал генерал Вильчевский: с одной стороны, напористость совладельца банкирского дома, его властная манера не выпускать из своих рук нить разговора смущали генерала, но с другой… С другой стороны, эта уверенность и широкая смелость впечатляли, вызывали к нему еще большее доверие.

Узнав от дежурного, что о нем уже дважды осведомлялся полковник Татищев, капитан Селезнев, не заходя к себе, направился к начальнику контрразведки.

Князь встретил его как обычно: ответив на приветствие, кивком головы указал на стул… Лицо Татищева было, по обыкновению, спокойным, но это не обмануло капитана: он умел разбираться в настроениях людей, а уж в настроении прямых своих начальников – тем более.

– Вы можете реабилитировать себя за константинопольскую неудачу с Сергеевым, – с места в карьер начал Татищев. – В Севастополе находится некто Федотов, гость из Константинополя… Не доводилось встречаться с ним, когда были там?

– Нет, – сказал Селезнев. – В Константинополе к господину Федотову было нелегко подступиться. Представитель банкирского дома «Борис Жданов и К°» предпочитает высшее общество – как армейское, так и цивильное. Его старший брат Лев Борисович Федотов являлся поставщиком двора его императорского величества. Видимо, отсюда и высокомерие Федотова-младшего. Правда, старший брат был расстрелян красными за участие в работе Киевского национального центра.

– Припоминаю… – кивнул Татищев. – Каким же образом уцелел тогда Федотов-младший?

– К тому времени он уже был за границей. Но в Национальный центр, как мне известно, оба брата вложили немалые средства. Знаю также, что Федотов-младший и его банкирский дом пользуются доверием в деловых кругах.

– Достаточно исчерпывающая информация… – Татищев усмехнулся. – А известно ли вам, что господин Федотов располагает тем самым документом с резолюцией Врангеля, который вы пытались найти в Константинополе? Есть сведения, что Федотов привез этот документ с собой.

«Опять документ! Еще бы! – подумал капитан. Да за него можно сейчас получить генеральские погоны: барон умеет быть благодарным. А реабилитация, дражайший Александр Августович, не столько мне нужна, сколько вам!»

Но что бы ни думал капитан, на лице его, припухшем и будто сонном, ничего не отразилось.

Коротко, по-солдатски, сказал:

– Попытаюсь достать, господин полковник!

– И что же вы собрались сделать? – спросил Татищев.

Селезнев пожал плечами:

– Если этот коммерсант привез с собой из Константинополя нужный нам документ, то завтра же он должен лежать у вас на столе. Разве не это вы имели в виду?

Татищев глубоко и как-то обреченно вздохнул, его глаза стали едва ли не страдальческими.

– Капитан, голубчик, – морщась, как от боли, сказал Татищев, – дело это требует чрезвычайной тонкости. Я бы сказал – деликатности! Не вам объяснять, как нужен нам этот документ, но… У Федотова не должно быть даже малейшего повода кивать на нас с вами! Сами знаете – не та это фигура!

– Хорошо, Александр Августович, – сказал Селезнев, – все будет исполнено надлежащим образом.

– Надеюсь, капитан. Очень надеюсь! – ответил Татищев. Помедлив немного, добавил: – Лучше бы это сделать чужими руками – руками людей, не имеющих к нам касательства.

– Придумаем что-нибудь… – сказал Селезнев. Перед его мысленным взором предстал граф Юзеф Красовский, международный аферист. Они познакомились в Константинополе: капитан надеялся, что этот человек окажет ему некоторые услуги в деле Сергеева. Но тогда Сергеев исчез. Недавно Селезневу доложили, что Красовский прибыл в Севастополь…

Селезнев уже твердо, как о решенном, сказал:

– Я все понял, Александр Августович. Нужный человек у меня на примете есть.

– Я должен увидеть его.

– Вы мне не доверяете, Александр Августович?

– Нет, почему же. Доверяю. Вполне. И все же…

Татищев встал, давая понять, что разговор окончен. Из кабинета начальника контрразведки капитан Селезнев вышел преисполненный негодования. Старая история: полковник большой охотник таскать из огня каштаны чужими руками! В случае удачи все заслуги – его. А если неудача…

Не в лучшем настроении пребывал сейчас и полковник Татищев. Он ценил Селезнева, хотя и считал его несколько прямолинейным, не способным к глубокому анализу. На сей же раз капитан понял, кажется, больше, чем следовало бы.

Но ох как нужен Татищеву документ с резолюцией Врангеля!.. Именно сейчас, когда полковник, вопреки внешнему своему спокойствию, жил как на вулкане. Его морозом по коже продирало, когда он думал о штабс-капитане Гордееве и обо всем остальном, что связывалось с этим именем. Нет, он, Татищев, не участвовал в затеянном Хаджет Лаше деле. Он умыл руки, передав его капитану Селезневу. Но он знал о нем. Знал!

Прошли мыслимые и немыслимые сроки, а сведений из Петрограда не поступало. Никаких! Пропал штабс-капитан Гордеев. Бесследно сгинул подпоручик Уваров. Если они не дошли до цели, погибли – полбеды. Если Уварова схватили чекисты – тоже еще не беда: это посланец барона Врангеля, его выбор, и, в конце концов, не полковнику Татищеву отвечать за непредсказуемые действия подпоручика в стане красных. Но вот если в Чека попал Гордеев, если, спасая свою шкуру, разоткровенничается там…