Седьмой лорд
Шрифт:
– Князь!
Цзин Ци, не оглядываясь, легко махнул рукой.
– Когда ваш юный шаман проснется, скажи, что я должен ему за сегодня. Если настанет день, когда мы встретимся снова, я непременно отплачу. Идите.
Крик расчистил дорогу Сяньян…
Цзин Ци в одиночестве очень-очень медленно вел лошадь обратно в город. Звуки экипажей остались за его спиной. Стук колес отдавался эхом, становясь все дальше и дальше. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он не выдержал и обернулся, только чтобы обнаружить, что люди Наньцзяна уже давно скрылись из виду. Стук колес был не более
Он горько улыбнулся и вскочил на коня.
Проезжая мимо павильона для отдыха, он заметил, что у ворот неизвестно как долго стоял знакомый экипаж. Вздрогнув, Цзин Ци остановил лошадь и вскоре увидел, как кто-то вышел из экипажа.
– Почему ты не поехал с ним? – тихо спросил Хэлянь И после долгого обмена взглядами.
– Этот слуга исполнил приказ и выслал юного шамана из столицы, – улыбнулся Цзин Ци. – Учитывая наступившие времена, мне пришлось проявить бестактность и вернуться. Прошу извинить, что не проводил гостя дальше.
Хэлянь И долго стоял неподвижно, после чего глубоко вздохнул:
– Какая польза в том, чтобы оставаться здесь?
– Никакой, – ответил Цзин Ци. – Просто я не могу уйти.
Он был одет в повседневный небесно-голубой халат с широкими трепещущими на ветру рукавами, окаймленными серебром, и держал спину исключительно прямо, словно бамбук, никак не желающий сгибаться.
А затем, в лучах закатного солнца, он четко сказал:
– Цзин Бэйюань родился подданным Великой Цин и умрет призраком Великой Цин.
Глава 71. «Последняя битва (1)»
К этому моменту никто более не осмеливался поднять вопрос о переносе столицы на юг. Хэлянь И, юноша, более двадцати лет казавшийся мягким и добрым, наконец показал свою хладнокровную, безжалостную сторону всему миру. Оказавшись в столь тупиковой ситуации, когда все вокруг хотели отступить, он приказал Министерству церемоний поскорее все подготовить и быстро занял трон.
Во внутренних покоях дворца Хэлянь Пэй уже едва дышал, находясь при смерти. В этом мире сын остался оплачивать долги отца.
Хэлянь И было двадцать восемь, когда наступила новая эра, получившая название Жунцзя [1].
[1] Оба этих иероглифа (?? – rongjia) имеют отчасти схожие значения счастья, радости, чего-то прекрасного. Несколько вольно можно перевести их как «Великая слава».
В этот период в столице все те, кто выступил «за» мирные переговоры и необходимость идти на уступки, в первую очередь превратились в козлов отпущения. Остальные закрыли рты в страхе перед репрессивной политикой Хэлянь И, но то было лишь вынужденное затишье: все, начиная с дворцовых подданных и заканчивая императорской гвардией, были напуганы. В армии изначально было не более шестидесяти тысяч человек, а после того, как ее часть была передана Хэлянь Чжао, осталось менее тридцати тысяч.
Когда-то это были элитные войска, но сейчас, услышав новость о почти полном поражении, они тут же превратились в трусов.
Можно было бы призвать людей из провинций вокруг столицы, вроде Шаньдун и Хэнань, но там находились лишь резервные отряды из стариков и инвалидов. Хэлянь И, вынужденный лечить мертвую лошадь, будто она была живой, призвал
Лу Шэнь взял на себя полный контроль над Министерством финансов. Первым делом он приказал, чтобы воины, идущие с запада, прошли через Мяньчжоу, а идущие с юга – через Цанчжоу, поскольку там находились самые большие и самые близкие к столице склады провизии. Пройдя через них, армия придет в столицу с собственным провиантом и фуражом. Ранее заготовленное оружие и снаряжение было похоронено в битве на северо-западе, а заново собирать средства и материалы было уже слишком поздно. Мяньчжоу, Цанчжоу и прочие подобные округи находились недалеко от столицы, но все еще на весьма приличном расстоянии. С учетом нынешнего беспорядка, неудача была весьма вероятна, потому призванным в столицу войскам приходилось выполнять несколько обязанностей одновременно.
Что до Цзин Ци и Чжоу Цзышу, они занимались кое-чем другим.
С самого основания Великой Цин в столице существовало министерство, специализирующееся на вопросах Весеннего рынка и носившее название «Северный департамент». Изначально оно было подконтрольно главе приказа придворного этикета, но затем для облегчения работы туда пришло немало чиновников из племени Вагэла, и постепенно оно отделилось, превратившись в самостоятельный орган.
Весенний рынок проводился на северо-западе лишь один раз в году. Северный департамент имел не так много обязанностей, но находился в весьма выгодном положении. Чжао Чжэньшу некогда совершил множество сделок с вождем племени Вагэла, Гэше. Обменивая деньги на власть, Чжао Чжэньшу самолично взрастил этого волка, и с тех пор департамент превратился в невидимую нить между Чжао Чжэньшу и столицей.
Чжан Цзинь тоже не вмешивался в эти частные сделки, ведь в конечном счете чужаки оставались чужаками, не стоило впутывать их во внутреннюю политическую борьбу Великой Цин. Именно поэтому во время чистки на северо-западе толстобрюхие паразиты вроде него чудесным образом смогли спастись.
Когда на северо-западе объявили чрезвычайное положение, Хэлянь И поручил Чжоу Цзышу внимательно следить за этой группой. В условиях нынешнего военного положения тот окончательно сорвал с себя маску и сразу посадил их всех под домашний арест.
Конечно, Цзин Ци понимал, что эти толстяки с животами в два раза больше их голов давно не видели варваров и занимались только деньгами, не имея отношения к этой войне. Может, и сам Гэше понятия не имел, чем они занимаются. Тем не менее, сейчас требовалось что-то, способное вызвать более сильные эмоции, чем пугающие лозунги «воины племени Вагэла непобедимы», что распространялись по городу, как чума.
Цзин Ци никогда не был лидером, способным вести дела. Ему хватало и возможности давать советы на вторых ролях. Он не имел достаточно смелости, чтобы принимать решения в одиночку, однако понимал человеческие сердца лучше, чем кто-либо другой, и знал, что самым пугающим сейчас было не войско племени Вагэла, взирающее на них, как тигры на добычу, а беспокойство и смятение в умах людей столицы.