Седьмой лорд
Шрифт:
В главном зале мгновенно воцарилась тишина. Возвышенный и уважаемый сын неба принимал сдачу пленных, однако первым делом сказал не слова утешения, не угрозы и уж тем более не заявление об обидном поражении и подчинении Дацину. Вместо этого он спросил, могут ли южане проходить сквозь стены?
Вполне возможно, многие хотели либо прикрыть лицо длинными рукавами, как Цзин Ци, притворившись, что их здесь нет, либо молчать, как старый министр Цзянь. Однако, хоть все и молчали, усы их подергивались, будто выражая намерение немедленно напасть.
***
Примечания:
[1]
[2] Гуаньхуа – в оригинале – ?? (guanhua) – мандаринское наречие (старое название китайского общегосударственного языка).
[3] Взбешенный – в оригинале ???? (heng mei li mu) – дословно «вздыбившиеся брови и вертикально вставшие глаза»; в образном значении «[сделать] зверское выражение лица, свирепый вид; взбешенный».
[4] Обряд включал троекратное коленопреклонение с троекратным же прикосновением лба к полу, а также девятикратное челобитье.
[5] «Новорожденный теленок тигра не боится» – образно о молодежи, совершающей необдуманные и дерзкие поступки, не задумываясь над их последствиями; не имеющий опыта не боится нового дела.
[6] Выйти из себя – в оригинале ????? (chui huzi deng yan) – дословно «встопорщить усы и выпучить глаза»; образно «выйти из себя, злиться, раздражаться».
Глава 7. «Сплошное веселье»
У Си сжал руки, спрятанные в рукавах, настолько сильно, что ногти вонзились в ладони. Высокомерный мужчина сомкнул пальцы на подбородке и улыбнулся, вызвав непередаваемое чувство нетерпимости. У Си подумал, что этот человек смотрел на него, как знатный господин ради забавы смотрит на котят и щенков.
Высокий потолок главного зала напоминал маленькое небо. Дракон, будто живой, обвивал колонну, стремительно поднимаясь ввысь. Все взгляды устремились на У Си. Тот думал, что умел сохранять спокойствие, что многому научился, следуя за Великим Шаманом, и знал, что правильно, а что нет. Однако ему еще никогда не было так тяжело контролировать себя, как сейчас.
В Южном Синьцзяне Великие Шаманы были подобны богам, люди почитали их, словно главное божество Цзя Си. Юные шаманы в будущем становились Великими Шаманами, а значит, были маленькими посланниками небес. Покинув родную семью, они с малых лет находились рядом с Великим Шаманом и учились множеству разных вещей. В глазах своих соплеменников они удостаивались ничуть не меньшего уважения, даже если были только детьми.
Сейчас казалось, будто вся кровь, хлынув к сердцу, яростно желала вырваться из тела и броситься на всех, кто презирал его.
У Си повернул голову и увидел А Синьлая и остальных — его храбрые соплеменники и воины стояли рядом, жалкие и униженные. На их лицах отражалось негодование, однако они даже
Словно растоптали кучку жучков.
У Си глубоко вдохнул и медленно заговорил на таинственном мандаринском наречии:
— Слова императора, должно быть, связаны с колдовством людей центральных равнин. Мы в Южном Синьцзяне таким не занимаемся.
— О? Тогда что вы совершенствуете?
У Си пристально посмотрел на него, и даже Цзин Ци, не говоря уже о самом Хэлянь Пэе, ощутил, что взгляд этого ребенка весьма странный, будто наполненный особой демонической энергией. Этот взгляд заставлял людей чувствовать недомогание и не имел ничего общего с очаровательностью других детей.
У Си поднялся на ноги.
— Возможно, император позволит мне показать?
— Хорошо, — спешно кивнул Хэлянь Пэй. — Тебе нужны какие-нибудь вспомогательные предметы?
У Си ничего не ответил, глаза его на мгновение слегка изогнулись, будто от улыбки, но Цзин Ци, не сдержавшись, нахмурился. Обернувшись, У Си как раз наткнулся на его хмурый взгляд. Только сейчас он заметил, что рядом с императором центральных равнин, чуть повернувшись, стоял неприметный ребенок. Однако У Си лишь мельком взглянул на него, развернулся и сделал пару шагов, остановившись напротив чиновника Министерства церемоний, Цзянь Сыцзуна.
У Си поднял на него изогнутые серпом, большие и черные глаза, прижав руки к груди, будто в знак приветствия. Цзянь Сыцзун не понял, чего от него хотят, поэтому нахмурился, смерив чужака взглядом.
Внезапно Цзянь Сыцзун почувствовал что-то неправильное, словно его ослепили, оставив перед глазами лишь неясный туман. Он поспешно отступил назад, жужжание заполнило его уши, заставив бездумно оглядываться по сторонам не в силах узнать людей вокруг. Цзянь Сыцзун понял, что попал под воздействие чар юноши, на лице его сменялись страх и ярость, когда он гневно указал на У Си:
— Ты...
Но взглянув снова, он увидел перед собой уже не юношу в монашеской рясе, закрывающей лицо, а молоденькую девушку в персиковом платье. Женщина улыбнулась ему, обнажив ряд жемчужно-белых зубов, щеки ее вспыхнули бледным румянцем, брови слегка опустились, выражая мягкое изящное заигрывание. В уголках ее век словно были длинные крючки, и этим она напоминала Сяо Хэюэ, лучший из цветков [1] древнего публичного дома.
Он тотчас покраснел.
Едва увидев, что красавица подошла на два шага ближе и стала раздеваться, Цзянь Сыцзун удивился, как женщина могла вести себя столь распутно при всем честном народе, не испытывая ни капли стыда? Только он собрался остановить ее, как вдруг заметил, что вокруг ни души. Главный зал опустел: все министры и чиновники исчезли, остались только он и эта женщина.
Еще раз осмотревшись, он обнаружил, что вместо главного зала появилась заполненная алым шелком «Башня рождения дыма» [2].