Седьмой лорд
Шрифт:
Он еще не закончил, когда У Си устал слушать его пустую болтовню, наклонился, подхватил его под колени и поднял на руки.
Цзин Ци тут же закрыл рот, взволнованно схватив У Си за плечи – не то чтобы он был нежной девой, был толст или, наоборот, ничего не весил – он просто боялся, что у У Си соскользнет рука.
У Си со столь крепкими основами не составляло труда нести на руках взрослого мужчину. Большими шагами вернувшись обратно, он приказал:
– Откройте дверцу.
Извозчик быстро открыл ее, и У Си вошел внутрь, все еще держа Цзин Ци на руках.
– Поторопимся, – снова
После этого он захлопнул дверь, отрезав их от всех заинтересованных взглядов.
Раздался громкий крик, и шеренги двинулись в путь.
У Си сел, но так окончательно и не опустил Цзин Ци на землю. С минуту он своими черными, как смоль, глазами разглядывал его лицо, которое было одновременно бледным от испуга и темным от гнева.
– Я просто… – сказал он с интонацией, больше похожей на вздох. – Не знаю, что должен тебе сказать.
Бoльшая часть эмоций Цзин Ци была притворством. Услышав это, он тут же застыл, подумав, что в этот раз переборщил с актерством. В его сердце зашевелилось чувство вины.
Он собирался что-то сказать, но У Си неожиданно торопливо продолжил говорить тем же тоном:
– Скажи мне: если я задушу тебя, станет ли в моем сердце меньше неопределенности?
Слова Цзин Ци застряли у него в горле. Он посмотрел на него, потеряв дар речи, более всего потому, что рука У Си оказалась близко к его шее, не сдвигаясь куда-то еще.
– Молодой человек, импульсивность – это зло, – спустя долгое время смог выдавить он.
У Си незаметно улыбнулся.
– В любом случае тебе на все плевать. Тебя не заботит жизнь, не заботит смерть. Хэлянь И считал тебя сокровищем, но тебе, честно говоря, и на это было все равно. С утра до ночи ты праздно плывешь по течению жизни, не меняясь. Ты не заботишься о себе, а значит, не заботишься и обо мне. Я…
Лучше бы он этого не говорил. Сказав обо всем, он почувствовал, как в его груди поднимается трудно сдерживаемая обида. Дни, полные волнений и страха, дни бесконечного марша, дни, когда он присматривал за Цзин Ци ночи напролет, пока тот был без сознания после тяжелой травмы, ни на мгновение не смыкая глаз, – все, что он подавлял, боролось за то, чтобы вырваться наружу словами. Он попытался сдержаться, пытался засунуть эти эмоции обратно в свое горло, словно не желая, чтобы второй их видел.
Рука, крепко держащая Цзин Ци за талию, рисковала передавить того пополам.
Цзин Ци был застигнут врасплох, но в итоге не смог сдержать смех. С трудом выпрямившись, он обвил У Си руками и вздохнул.
– Это чересчур несправедливое обвинение. Когда это я не заботился о тебе?
Не собираясь ждать, пока У Си заговорит, он улыбнулся:
– Ты хорошо знаешь, насколько у меня скользкий язык, и думаешь, что я говорю все приятные слова просто так. Но что же ты тогда хочешь, чтобы я сделал?
Тут же он словно вспомнил о чем-то и вдруг оттолкнул от себя У Си, состроив испуганное выражение лица.
– Великий Шаман, этот князь уже поклялся тебе в преданности однажды. Может ли быть такое… такое, что… ты хочешь услышать от меня клятву в вечной любви?
У Си внезапно вспыхнул, на его лице читалось удивление.
Цзин Ци, нахмурив
– …Этот князь и правда никому раньше подобного не говорил, но я могу предложить несколько вариантов. Ты хочешь услышать: «И лишь тогда, когда исчезнут горы, не будет рек, и зимнею порой гром сотрясет уснувшие просторы, а среди лета снег пойдет густой, и небеса сольются вдруг с землей, тогда и лишь тогда расстанусь я с тобой!» [4]? Или, может, ты хочешь услышать: «Мы не расстанемся, пока не сгниют зеленеющие горы, по воде не поплывут железные грузы и Желтая река не высохнет окончательно»…
[4] Поэма в жанре юэфу «Клянусь тебе я небом голубым…» , автор неизвестен. Перевод А. Тер-Григоряна.
Не успев закончить, он краем глаза заметил, как шея У Си стала покрываться мурашками. Лицо последнего поочередно то бледнело, то темнело, и тогда Цзин Ци бессовестно рассмеялся.
Весьма банально, но в то же время убедительно – не каждый мог похвастаться таким уровнем мастерства и бесстыдства.
Неясно, смех так повлиял на его рану или что-то еще, но он слегка согнулся от боли, прижав руку к груди. На его лице, однако, сохранилось лукавое выражение.
– И ты все еще смеешься?! – нахмурившись, прикрикнул У Си. – Не двигайся, дай мне посмотреть.
Цзин Ци послушно перестал смеяться и позволил ему проверить рану. Его улыбка постепенно угасала, и он вдруг вспомнил что-то.
– Однажды, давным-давно, ты спросил меня о стихотворении. Ты еще помнишь это?
– Хм? – У Си осторожно размотал бинты на его груди.
– Ты спрашивал меня о «Грохочущем барабане»…
У Си наносил лекарство заново, и брови Цзин Ци слегка нахмурились от боли. Ничего не сказав об этом, он просто сделал паузу, а затем мягко продолжил:
– «Увы мне, увы, как разлука горька, живым возвратиться не чаю я боле! Увы мне, увы, как любовь ни крепка, она не изменит сей горестной доли»… [5]. Жизнь и смерть тяжелы, но не так важны, как единство и разлука. Тогда я думал об этой фразе, и ты все же пришел.
[5] «Грохочущий барабан» из «Книги песен», перевод Кравцова М.Е.
Движения У Си на мгновение замедлились, но он не поднял на него глаз, лишь тихо кивнув.
На самом деле Цзин Ци таким способом часто дурачил людей… Однако У Си подумал, что даже если эти слова были произнесены, чтобы одурачить его, он готов принять это с удовольствием.
«Мы, за руки взявшись, когда-то с ней шли, дожить до седин дружной парой мечтали»… Вот и все.
Я думал о тебе, и ты пришел – вот и все.
Экстра 2. «Послесловие»
Неизвестная пестрая птичка села на плечо Цзин Ци. Он некоторое время удивленно осматривал ее, а затем подумал, что в человеческом мире не было более оживленного места, чем Наньцзян, – здесь круглый год кипела жизнь.
Подбежавший наньцзянский подросток кинул на Цзин Ци взгляд своих больших, пытливых глаз и наклонился, прошептав на ухо У Си пару слов. Тот кивнул и повернулся к Цзин Ци.