Седьмой лорд
Шрифт:
Без улыбки на лице Цзин Ци вдруг стал выглядеть как спокойный и надежный человек. В какой-то момент У Си показалось, что он сильно напоминал Великого Шамана Южного Синьцзяна. Он не удержался и замер от неожиданности, а его враждебные намерения значительно ослабли.
Следуя за Чэнь Юаньшанем, У Си непринужденно спросил:
— Твой отец умер?
Само слово «смерть» уже было дурным знаком и запретной темой, а эта фраза еще и касалась старого князя Наньнина, выражая высшую степень неуважения. Чэнь Юаньшань на мгновение остановился и настороженно посмотрел на Цзин Ци, опасаясь, что бестактный
Чэнь Юаньшань подумал, что князь Наньнина, пусть и был еще юн, с детства воспитывался во дворце и рос вместе с сыновьями императора — то ли из-за крепкой дружбы императора с покойным князем, то ли из-за любовных похождений этих уважаемых людей, что вызывали и смех и слезы, но что было, то было. Так или иначе, любой зрячий человек мог понять, что несмотря на нынешнее положение, император любил Цзин Ци едва ли не больше, чем собственных детей.
Статус заложника уже ставил юного шамана в неловкое положение, а сложный характер не подходил для создания дружеских отношений. Сразу же после прибытия он оскорбил первого принца, а если теперь к этому добавится еще князь Наньнина, то вшей станет слишком много, чтобы не чесаться, а врагов – чтобы не беспокоиться.
Он как раз собирался парой слов сгладить ситуацию, когда увидел, что Цзин Ци небрежно кивнул головой и произнес:
— Больше года прошло.
— О, так это произошло довольно давно, — У Си посмотрел на него так, будто все понял, и сказал: — Неудивительно, что ты не выглядел слишком расстроенным, когда зашла речь о смерти твоего отца. Оказывается, прошло так много времени.
Чэнь Юаньшань тут же закрыл рот. Он подумал, что этот юный шаман — просто любопытное дитя, не знающее высоту неба и толщину земли [2], но притронувшееся к живому тигру. Полусонному тигру не хотелось разбираться с ребенком, а тот, полагая, что ничего особенного не случилось, сел ему на шею и дернул за усы.
Чэнь Юаньшань твердо верил, что жить спокойно этот юноша сможет только чудом.
Как и ожидалось, Цзин Ци слегка нахмурился, задав встречный вопрос:
— Трехлетний траур еще не окончен, а юный шаман намекает, что я плохой сын?
Даже натура глиняной статуэтки состояла из трех частей, что уж говорить о князе Наньнина, который был лишь повзрослевшим ребенком. Чэнь Юаньшань не знал, чем руководствовался император, выбрав в качестве няньки для ребенка другого ребенка. Он полагал, что у этих двоих сил не хватит подраться друг с другом или что?
Министр счел своим долгом примирительно улыбнуться и сказать:
— Отец и сын связаны плотью и кровью, узы между ними очень сильны. Так почему же у юного князя нет причины горевать? Просто раны, оставленные на сердце, отличаются от телесных, их невозможно увидеть. Горе всегда скрыто глубоко внутри. Разве то, что сказал юный шаман, не принижает преданность маленького князя родителям и старшим братьям?
На мгновение У Си лишился дара речи:
— Я... не это имел в виду. Я не говорил, что ты плохой, — он взглянул на Цзин Ци, немного подумал и пояснил: — Отец А Синьлая погиб во время сражения. Он пошел забрать тело с поля битвы и принес домой. Его младшая сестра и матушка громко плакали. Хоть он и не плакал, мы видели его горе. Твой вид отличается от его.
Цзин
Цзин Ци улыбнулся и спокойно сказал:
— После того, как скончалась моя мать, отец... мой отец очень тосковал по ней. Для тех, кто остался жить дальше, смерть близких — прискорбное событие, однако для него смерть, возможно, стала подарком судьбы.
У Си молча кивнул головой, будто что-то понял, но на самом деле ничего не понял.
Он опустил глаза, выглядя несколько озадаченно.
Чэнь Юаньшань не удержался и еще раз взглянул на Цзин Ци, поразившись тому, насколько выдающимся был облик князя Наньнина уже в таком юном возрасте. Министр обратил внимание, что речь Цзин Ци всегда была обдуманной и грамотно составленной, будто он ни о чем не беспокоился: он говорил не слишком медленно и не слишком быстро. Низкий голос скрывал некоторую незрелость юных лет. Он никогда не жеманничал, все его движения были естественными и раскрывали его свободный и раскрепощенный нрав.
Говорили также, что князь Наньнина с детства посещает Восточный Дворец и очень близок с наследным принцем... Сердце Чэнь Юаньшаня слегка дрогнуло, когда он смутно прикинул что-то в уме.
В этот момент Цзин Ци поднял голову и с улыбкой сказал:
— Господин Чэнь, если я правильно помню, постоялый двор располагается где-то неподалеку?
На мгновение растерявшись, Чэнь Юаньшань поспешно ответил:
— Да, вы правы. Позвольте этому скромному чиновнику пройти вперед и объявить о прибытии гостей, дабы избежать любой небрежности.
Конечно, подобные вопросы не требовали вмешательства Чэнь Юаньшаня, но князь Наньнина, очевидно, хотел что-то сказать гостю и потому намекнул, чтобы их оставили в одиночестве. Будучи проницательным человеком, Чэнь Юаньшань все понял, нашел предлог и удалился вместе с остальными слугами.
Только тогда Цзин Ци остановился и с серьезным видом сказал:
— Юный шаман, я должен сказать тебе кое-что, хотя это может показаться неуместным.
У Си поднял голову и пристально посмотрел на него.
Цзин Ци медленно продолжил:
— В нашем Дацине мальчики достигают совершеннолетия в двадцать лет и после обряда надевания головного убора признаются взрослыми. Потомкам знатных семей и успешным ученым позволено находиться при дворе. Также они могут вступить в брак. После этого все, что они скажут, уже не будет считаться детской болтовней.
У Си не совсем понял, что до него пытались донести.
Цзин Ци покачал головой и внимательно посмотрел на него. Только сейчас У Си заметил, насколько красив князь Наньнина. Каждая его часть, казалось, была совершенным творением искусного мастера. Его кожа обладала особой белизной и мягкостью, какая бывала только у живущей в роскоши знати Дацина. Черты его лица еще сохранили некоторую детскую наивность, но один его взгляд мог заставить людей забыть обо всем ином и помимо своей воли желать отчетливо расслышать каждое произнесенное им слово.