Седьмой Совершенный
Шрифт:
— Помочь? — спросил сосед по камере.
— Помоги.
Сосед подошел, наклонил спину и уперся руками в стену. Имран кое-как взобрался на него и дотянулся до окошка.
За тюремной стеной были видны оливковые рощи, скалы и холмы вдали. Имран слез с доброхота, подобрал цепи пошел и сел у стены, в своей излюбленной позе.
— Что-нибудь увидел?
Имран покачал головой, разглядывая сокамерника. В помещении был полумрак, но Имран разглядел его светлые волосы и сверкающие здоровым любопытством глаза.
— Как тебя зовут? — спросил Имран.
— Назар.
Имран кивнул.
— Ты христианин?
Назар неопределенно пожал плечами.
Имран задал новый вопрос:
— Это камера смертников?
Назар вновь пожал плечами:
— Наверное.
Имран удивился:
— Ты что же? не знаешь, за что сидишь?
Назар почесал в голове:
— Я вообще-то здесь по-другому делу.
— Понятно, — сказал Имран, хотя ничего на самом деле не понял.
— Я давно здесь?
— Второй день, ты был без памяти, когда я зашел сюда, били тебя, наверное, не один час. Я даже поспорил, выживешь ты или нет? Проиграл. Ты удивительно быстро пришел в себя.
— С кем поспорил?
— Ты его не знаешь, — махнул Назар, — раны на тебе заживают быстрее, чем на собаке.
Имрану не понравилось сравнение с собакой, и он сказал:
— Попридержи язык, — потом добавил. — Где-то я тебя видел.
— Твоя судьба решится в течение месяца, — продолжал Назар, не обратив внимания на последнее замечание, — Мунис отправил донесение халифу, но вслед за донесением сам отправился в Багдад, все это продлит твою жизнь, но не надолго, тебя ждет смертная казнь.
— Жаль, — сказал Имран, — ничего у меня не получилось столько людей погибло из-за меня и все напрасно.
— Неудачи одних людей дают миру больше чем удачи других, — возразил Назар.
Имран тяжело вздохнул. Снаружи донесся протяжный крик муэдзина, призывающий верующих к молитве.
Имран сказал:
— Человек по имени Назар два раза спасал меня, таинственным образом вынося с поля боя. Не имеешь ли ты к нему отношения?
— Насчет первого утверждать не берусь, — ответил Назар, — но спасал тебя действительно я.
— А кто же ты, ангел? — спросил Имран.
— Ну, кто про себя такое скажет, — скромно заметил Назар, — скажем так, я посредник или лучше сказать порученец.
— А разве ты не можешь спасти меня еще раз? — спросил Имран.
— Нет.
— Почему?
— Я не знаю почему, не посвящен, просто у меня больше нет подобных поручений. Между нами, говоря, ты и так перебрал. Это справедливо, я так считаю. Вернее это несправедливо по отношению к другим, чем ты лучше их, да ничем. На тебя обратили внимание только благодаря твоему удивительному, я бы даже сказал возмутительному везению. А после того, как ты, выпутавшись из всех передряг, вновь добровольно напросился на неприятности, было решено оказать тебе покровительство. Но теперь твое время вышло.
— А может, ты еще раз спросишь? — с надеждой спросил Имран.
— У меня нет такого права. Они сами приказывают, когда сочтут необходимым.
Назар помолчал, затем добавил:
— Впрочем, тебе никто не может запретить использовать свое необыкновенное везение и попробовать спастись еще раз.
— Спасибо и на этом, — усмехнулся Имран. Он поднялся и стал расхаживать по камере. Назар с улыбкой наблюдал за ним.
— А чему ты радуешься? — не глядя на него, спросил Имран.
Назар пожал плечами.
— Зачем ты здесь, если у тебя нет поручения, или ты пришел полюбоваться на мою казнь?
— Ну, можно так расценить мой визит, а можно сказать, что я пришел проводить тебя в последний путь. Все зависит от точки зрения и от характера, который эту точку определяет. Но ты уже высказал свою точку зрения и в связи с этим я должен определить ее, как редкое свинство, учитывая все то, что я для тебя сделал. Или ты думаешь, что тот лаз в скале выводил к реке, нет, ты ошибаешься. Он заканчивался змеиной ямой. Прежний владелец очень любил отпускать провинившихся крестьян на волю по этому каменному желобу. Они подобно тебе, радовались, попав в этот лаз, думали, что избежали неминуемой смерти. Я поймал тебя в самом конце, затем мне пришлось прогрызть скалу зубами. Я теперь долго не смогу грызть баранью лопатку, а ведь это мое любимое блюдо…
— Ну ладно, извини, — сказал пристыженный Имран.
Возмущенный Назар поднялся и шумно дыша, принялся расхаживать по камере.
— Ну, хорошо, я свинья неблагодарная, — воскликнул Имран, разведя руками, — удовлетворит тебя это извинение.
Назар остановился, довольно кашляя.
— Ну, учитывая то, что ты мусульманин, да.
Назар удовлетворенно опустился на корточки.
Имран подошел, сел, прямо напротив него и, заглянув ему в глаза, с изумлением обнаружил, что у Назара нет зрачков. В глазных яблоках светилась небесная синева, сквозь которую был виден какой-то дворец сотканный из облаков. У Имрана заслезились глаза. Он вытер слезы, отодвинулся и попросил:
— Сделай для меня одно одолжение, я буду тебе обязан.
— Какое одолжение? — настороженно спросил Назар.
— Сообщи одному человеку о моем положении.
— А ты знаешь, что со мной сделают, если узнают об этом? Меня лишат света.
Имран развел руками.
— Подумаешь, меня лишили свободы, и вот-вот лишат жизни, а ты боишься лишиться света. Да в темноте по нынешней жаре, даже приятней, прохладней во всяком случае.
— Ты не понимаешь, — со знанием дела, сказал Назар, — темнота — это нечто большее, чем простое отсутствие света, это тоже материя, но иная, та от которой отказались.
Имран тяжело вздохнул, пошел и лег на земляной пол лицом к стене. Назар вновь поднялся и стал нервно ходить по камере, бормоча что-то себе под нос. Имрану показалось, что он слышит такие слова, как «неблагодарность» и «против правил». Продолжалось это довольно долго. Имран даже успел слегка задремать, когда Назар остановился за его спиной и глухо спросил:
— Имя?
— Ахмад Башиp, — не оборачиваясь, ответил Имран, — последний раз я его видел на борту торгового судна отправляющегося в Сицилию.