Седьмой Совершенный
Шрифт:
— Моя смейть не помозет ему выйти из тюйьмы, ему тепей вообще ничего не помозет, он смейтник.
— Когда я с ним познакомился — десять лет назад, он уже был смертником, но жив до сих пор и мне кажется, что он еще нас с тобой переживет. И ты ему в этом поможешь.
— Ты пьеувеичиваесь мое значение в этой тюйьме, у меня нет таких пойномочий. Его судьбой распоряжается Мунис.
Это имя ничего не говорило Ахмад Баширу.
— А если я расскажу этому Мунису о том, что ты фатимидский шпион.
Меджкем пожал плечами. Дикция его улучшилась, и он стал говорить внятно.
— Сказать ты можешь все, что угодно, нужны доказательства.
— Имран подтвердит.
— Кто поверит словам государственного преступника, посягавшего на основы Аббасидского халифата, а ты его сообщник.
— Значит, шансов у нас нет? — спросил Ахмад Башир.
— Увы.
— И мы не договоримся?
— Нет, мы не договоримся, — нагло сказал Меджкем, — придется тебе отпустить меня, а самому уносить ноги.
Он одержал вверх, это было очевидно.
— Ну ладно, — упавшим голосом сказал Ахмад Башир, — я вижу, тебя голыми руками не возьмешь.
— Это ты верно заметил. Где здесь выход?
— Там, — показал Ахмад Башир.
— Слушай, — сказал воспрянувший Меджкем, а где та шлюшка, я могу дать ей два дирхема, как она просила.
— Это была жена Имрана, — ответил Ахмад Башир.
— Вот как, в таком случае я дам ей целый динар, — оживился Меджкем.
— Хорошо, я передам ей, как выросла она в твоих глазах благодаря своему мужу. Имрану я думаю, тоже приятно будет узнать, что за его жену предложили большую цену. Только скажи мне на прощание, это ты способствовал заключению в тюрьму Имрана.
— Я, — сказал Меджкем, отпираться более не имело смысла.
— У тебя личные счеты с ним.
— Вот еще, Убайдаллах послал меня. У меня не было выбора. После того как вы выскользнули из моих рук, я носил петлю на своей шее вместо воротника. Тебе, кстати я даю остаток этого дня, на то чтобы ты убрался из города. И верни мне четки.
— Аллах велик, — сказал Ахмад Башир, — и я надеюсь, что он простит мне этот грех, у меня нет другого выхода.
Левой рукой он прислонил Меджкема к стене, а правой нанес ему прямой и точный удар в сердце. Меджкем слабо вскрикнул. Ахмад Башир отпустил агонизирующее тело, бросил окровавленный кинжал и вышел в соседнюю комнату, где сидел старик хозяин дома и с невозмутимым видом перебрал четки.
— Я его убил, — нервно сказал Ахмад Башир.
Старик кивнул.
— Его надо тайно закопать, — продолжал Ахмад Башир.
Старик кивнул.
— Я хорошо заплачу за твою помощь.
Старик кивнул.
— А где женщина? — спросил Ахмад Башир.
Старик, наконец, разверз уста:
— Ушли в баню.
— Как ушли в баню, — поразился Ахмад Башир.
— Сегодня женский день, — просветил его старик.
— Но я же там, — возмущенно недоговорил Ахмад Башир, показывая на соседнюю комнату.
— Женщина должна мыться чаще, чем мужчина, — невозмутимо сказал старик, она грязней, чем мужчина. Разве ты не знал этого?
— Я давно это подозревал, — ответил Ахмад Башир.
Десятого числа месяца зу-уль-хиджа Ахмад Башир собственноручно зарезал купленных барана, козу и молодого верблюда в память о готовности Ибрахима принести в жертву собственного сына, вместо которого по велению Аллаха в самый последний момент был заклан баран.
Затем он отправился к брадобрею, который выбрил ему остатки волос на затылке. Только после этого Ахмад Башир вздохнул с облегчением и вернулся в Медину, где его дожидались Фарида и Анна.
Позади были, таваф, — семикратный обход Каабы, сай — ритуальный бег между холмами Сафа и Марва, также семикратный, малое паломничество к долине Мина, вукуф — предстояние перед Богом на горе Милости, мудзалифа — молитва на равнине расположенной между долинами Арафат и Мина.
Ахмад Башир уклонился только от джамфы — обряда побиваниями камнями сатаны. Злую силу олицетворяли три каменных столба, в которые каждый паломник должен был бросить заранее припасенные камешки. Ахмад Баширу это показалось смешным, к тому же он совершенно не боялся сатаны. А боялся он только одного, вернувшись в Сицилию не застать в недавно купленном роскошном доме, Анаис. Девушка, с которой его свела судьба, охотно откликалась на это имя. Уезжая, Ахмад Башир совершил с ней обряд бракосочетания, но это не успокоило его. Он не хотел оставлять ее одну, но мысль совершить хадж, единожды посетившая его, уже не выходила из головы. Это было совершенное наваждение. Ахмад Башир никогда не отличался особенным благочестием. Но, когда-то слышанная сура из Корана, вдруг выплыла из каких глубин памяти, как будто кто-то начертал ее небесными чернилами. «Совершить при этом доме праздник для Бога, обязанность на людях, — на том, кто в состоянии совершить путешествие к Нему». Ахмад Башир даже запомнил тот миг, когда он подумал об этом. Он возлежал с Анаис, наслаждаясь совершенной иллюзией. Время словно повернуло вспять. Знойный день, прохлада навеса на плоской крыше дома и молодая девушка, покорная его желанию. Ахмад Башир держал в руке золотой кубок, полный вина и собирался поднести его ко рту, когда кто-то толкнул его под локоть. Да так, что он пролил при этом вино, на себя и на девушку. Опять напился, — неприязненно заметила при этом Анаис.
— Вовсе я не пьян, меня кто-то толкнул, — огрызнулся Ахмад Башир.
— Вот-вот, я об этом и говорю.
Ахмад Башир оглянулся, на крыше они были одни, но он готов был поклясться, что его толкнули. Он был еще не так стар, чтобы опьянеть с полкувшина вина настолько, чтобы не владеть собой. Тем более ему были обидны слова Анаис.
Ахмад Башир оставил кубок и с горечью воскликнул:
— Как меня расстраивает твоя беспричинная злость.
Он поднялся и пошел вниз.
— Я тебе никто, — сказала ему в спину девушка, — наложница, это оскорбляет мое достоинство.
Ахмад Башир остановился.
— Чего же ты хочешь, Анаис?
— Во-первых, я не Анаис, у меня есть имя. Ты не подумал, что мне может быть неприятно, что ты называешь меня именем какой-то шлюхи.
— Не смей так говорить, — глухо сказал Ахмад Башир.
— Я давно поняла, что я всего лишь замена, что ты любишь не меня, а ту рабыню… — истерично сказала Анаис, глаза ее заблестели.
— Это не так, — неуверенно сказал Ахмад Башир.
— Меня давно мучает один вопрос, — в голосе Анаис теперь зазвучали истерические нотки, — когда ты лежишь на мне, ты воображаешь, что это она в твоих объятьях.
— Нет, это не так, — твердо сказал Ахмад Башир.
— Почему же тогда у тебя всегда закрыты глаза?
Ахмад Башир кашлянул.
— Ты задаешь непристойные вопросы, женщина.
— Вот когда будешь спать с мусульманкой, — злобно сказала Анаис, — тогда будешь называть ее женщиной, а у христиан, в частности у нас в Португалии принято уважать своих жен и называть их по имени. Хотя, я же тебе не жена.
— Как не жена, — взорвался Ахмад Башир, — я же совершил с тобой обряд бракосочетания.