Седьмой Совершенный
Шрифт:
— Кувшин стоит дирхем.
— Почему?
— У нас солидное заведение и хорошее вино.
— Вот этот уксус ты называешь хорошим вином?
— Как это уксус? — оскорбился подавальщик, — это наше лучшее вино, мы его получаем из Сирии.
Черные вышибалы подошли и стали по бокам Ахмад Башира, ожидая команды подавальщика.
У Ахмад Башира при себе не было никакого оружия, даже маленького, завалящего ножичка. Впрочем, даже если и был, он не пустил бы его в ход, потому что он был не прав.
— В Сирии никогда не делали хорошего вина, — заявил Ахмад Башир.
Но подавальщик не стал продолжать дискуссию. Он сделал знак вышибалам. Те подступили к неплательщику с обеих сторон, и Ахмад Башир почувствовал себя словно в железных тисках. Он даже не стал сопротивляться, только сказал:
— Жаль, Имрана здесь нет, мы бы вам показали, — и добавил, обращаясь к подавальщику, — халат возьми в счет платы.
Подавальщик подошел поближе, потрогал ткань и с вздохом сказал:
— Ладно, снимай, и сапоги тоже.
— Как же я без сапог? — спросил Ахмад Башир, но его никто не слушал.
Через несколько минут он оказался на улице, босиком и с голым торсом. Дверь за ним захлопнулась. Ахмад Башир сказал, обращаясь к двери:
— Спасибо, что штаны оставили. Все-таки Багдад удивительный город. Все время здесь со мной что-то происходит: один раз голову пробили, во второй раз ограбили, третий, чуть не утонул, в четвертый раздели. Как только местные жители существуют при таких напастях.
Естественно в таком виде он не мог явиться в дом Ибн Лайса. Ахмад Башир предпочел бы умереть, чем показаться раздетым женщинам. Он отправился на поиски финансиста. Пройдя несколько улиц, Ахмад Башир попался на глаза отряду ма'уны.
— Ограбили, — объяснил он свой внешний вид и предложил им вознаграждение за то, чтобы они проводили его к дому финансиста Иосифа бен Пинхуса.
Иосиф бен Пинхус был очень удивлен, когда глубокой ночью выйдя на стук, обнаружил у дверей полуголого человека в сопровождении полицейских.
— Я от Ибрахима бен Еноха, — сказал полуголый человек, — заплати блюстителям порядка по дирхему, вычтешь потом из моих денег.
Еще через час Ахмад Башир констатировал:
— Вот за что я люблю евреев, с ними можно иметь дело. Если бы я со своим делом пришел к мусульманину, он бы засадил меня за решетку и присвоил бы все мои деньги. А ты вот так за здорово живешь, без всякого документа, выдал мне сто тысяч динаров.
— Почему же без документа? — возразил Иосиф бен Пинхус, — не надо нас иудеев идеализировать, ты предъявил документ.
— Клочок бумаги.
— Но самый главный клочок, я увидел подпись Бен Еноха, а за подтверждением дело не станет.
Иосиф бен Пинхус был невысоким человеком с маленькой головой с оттопыренными ушами и крючковатым носом. Вся одежда, которую он предложил непрошеному гостю, оказалась тому безнадежно мала. Ахмад Башир взял лишь пояс с потайным карманом, куда он ссыпал золото.
— Могу я быть, еще чем-то полезен вам? — учтиво спросил финансист.
Ахмад Башир недоверчиво посмотрел на банкира.
— Только не говори, что ты и это можешь.
— Изложите яснее, — невозмутимо сказал Иосиф бен Пинхус.
— Мой друг здесь в Багдаде, в тюрьме, должны казнить его. Меня выпустили, и его выпускали, а он отказался выходить.
— Почему вас выпустили?
— Хлопотали за меня и за него тоже, но он отказался выйти.
— Почему?
— Я думаю, рассудком двинулся. Последние годы он прожил в большом напряжении, да и мне они дались нелегко, но я то крепкий, выдержал, а у него видно в голове помутилось.
— Как его зовут?
— Имран ибн Али ал-Юсуф.
— За что его посадили?
— Пророком себя возомнил.
— Сколько вы готовы потратить на это, — спросил Иосиф бек Пинхус.
— Все что у меня есть, — подумав, ответил Ахмад Башир, — вернее все, что есть на счету Бен Еноха. Я могу распоряжаться его деньгами?
— Можете, но в пределах одного миллиона динаров, — последние слова финансист произнес с любовью.
— А этого хватит? — спросил Ахмад Башир.
— Этого хватит, чтобы купить всю администрацию халифа ал-Муктадира.
— Ну?
— Зайдите ко мне завтра, после обеда, — с улыбкой сказал финансист.
Кабачок, из которого вышвырнули Ахмад Башира, закрывался после второй стражи. Как раз к этому времени, Ахмад Башир вернулся к ним.
Изумленный подавальщик сказал:
— Удивляюсь я наглости некоторых людей, пока их не побьют, они будут возвращаться…
Ахмад Башир подбросил вверх золотой динар. Подавальщик поймал его, рассмотрел и продолжил:
— … бывает, из-за них и о порядочном человеке плохое подумаешь. Принесите господину его одежду.
Примерно в это время Фарида открыла глаза. Из окна в комнату проникал сумрачный свет тот, что бывает в Багдаде ранним утром, до восхода солнца, когда небо затянуто облаками и грядущий день обещает быть ненастным. Но это ежедневный обман, потому что стоит первым лучам солнца коснуться небосвода, как тут же тают облака и небо обретает свой изумительный сине-голубой цвет, дарящий надежду.
Фарида лежала не двигаясь, погруженная в невеселые мысли. Но когда до ее слуха донеся шум, производимый Ибн Лайсом, который готовился к торговле, она прикосновением руки разбудила Анну, спящую в этой же комнате и сказала:
— Я хочу в баню.
Анна долго смотрела на нее недовольным взглядом, затем все-таки проснулась, села на кровати, потянулась, зевнула, ударила себя кулачком в грудь и крикнула.
Отец, в бане сегодня какой день?
— Женский, — отозвался из соседней комнаты Ибн Лайс.
— Женский, — уныло повторила Анна, придется идти.
Оделись, выпили горячего молока, съели по маленькой свежеиспеченной лепешке.
— А где наш толстый друг? — с набитым ртом спросила Анна.
— Не ночевал, — сказал Ибн Лайс.